Золтан прикрыл глаза и некоторое время шёл в темноте, рискуя упасть. Вот оно! Настал момент истины. Необходимо было что-то сказать, раскрыть карты. Или уходить в глухую несознанку. Невероятно, невозможно было, чтобы парень вызвал палача на откровенность только для того, чтоб сдать потом священнику. И всё же, всё же... Золтан глубоко вздохнул. При этом сердце его снова будто сжала холодная рука, но Золтан усилием воли заставил себя не подать виду.

— Как ты догадался? — спросил он, невольно переходя на «ты».

— О чём? Что вы не настоящий палач? О, это п-просто. Я не удивлюсь, если и б-брат Себастьян понял это. Хотя вряд ли. Видите ли, я п-привык записывать всё сказанное, делать пометки. Отец Себастьян — потрясающий логик. Он делает выводы, но, если думает о другом, способен их забыть. Но я всё записываю. А потом, когда п-перечитываю, нахожу некие несоответствия. Так было и с вами. Вы слишком уж п-пеклись о той девушке. Обычно палачам в-всё равно. Вы грамотны, даже читаете к-книги. А ещё у вас привычка д-держать руку у ремня, т-там, где носят меч. Б-брат Себастьян сказал, что вы сведущи в восточных пытках. И говорите с акцентом. Но отец Себастьян исп-панец по рождению, для него что немец, что фламандец, что гельветский горец — разницы он не заметит. А у в-вас странный выговор. Вы откуда-то с югов? Се-э... Семигородье, Трансильвания... Я угадал?

Оставалось только поражаться.

— Как же ты не боишься говорить это мне, коль я притворщик и чужак? — задал он последний вопрос.

— Я ничего не б-боюсь, — глядя ему в глаза, ответил Томас. — Это, наверное, неправильно, но мне н-незнакомо чувство страха. Ск-колько себя помню, я н-ничего и никогда не боялся. Только недавно, один раз, мне стало страшно... и то я не уверен. Я н-не знаю почему.

— Я знаю, — сказал Золтан.

— В-вот как? Интересно. Вы скажете мне?

— Какой смысл? — скривился Хагг. — Ты уже выбрал свою сторону.

— П-простой взгляд всегда однобок, — повторил Томас, глядя Золтану в глаза. — Чтоб увидеть к-картину целиком, в-всегда необходимо выслушать обе стороны. Г-говорите спокойно. Если всё так плохо, я приму это как исповедь. В к-конце концов, я всё-таки священник.

— Что ж, — решился Золтан, — если честно, Лис хотел, чтоб я рассказал тебе всё. Надеюсь только, что здравый смысл возобладает. Я из Олтении, ты прав. Примерно десять лет тому назад я был главой секретной службы господаря. Однажды, когда я жил в Маргене, ко мне пришли трое. Один из них называл себя Лисом. Он сказался травником, и у него был меч... необычный меч. Тогда я ещё не знал, с кем свела меня судьба...

Часа Золтану едва хватило, чтобы вкратце рассказать всю историю и обрисовать то, что связывало травника Жугу и трёх «мышат» из Гаммельна, а также кем являлись эти самые «мышата». Пока он говорил, они прошли меж ратушей и старым домом Де Плессе и вышли на Смиттенэнде. По обе стороны потянулись скобяные лавки и галантерейные магазинчики. Брат Томас слушал, не перебивая, только изредка кивал, когда что-то становилось для него понятным. Он ни разу не спросил ни о чём, даже не взглянул Золтану в лицо. Самые поразительные сведения о своём прошлом и деяниях травника он принимал спокойно. Впрочем, Золтана это не обмануло: умом мальчишка понимал, что мир не делится только на чёрное и белое — не может быть такого в принципе, но воспитание, привычка, вся его система знаний о божественном и земном говорили иначе. И всё же сказывалась логика. Этот маленький монах, этот мальчик был способен мыслить беспристрастно, отсекая лишнее и оставляя единственное, даже будь оно невероятным. Всё та же «Бритва Оккама»: ne quid nimis — не умножай сущностей. Братья-доминиканцы слишком хорошо учили своих питомцев думать.

Пока он говорил, а Томас слушал, они успели обойти полрынка и наполнить корзину всем, чем собирались, включая горку яблок, грецкие орехи и две дольки мёда в сотах. Две шальные пчелы увязались за ними и теперь ползали по крышке корзинки; Томас не стал их прогонять.

— Я могу сравнить это с болью, — говорил Хагг, когда они снова подходили к улице, на которой располагалась типография. — Боль — ужасное чувство. Но без неё нельзя жить, потому что боль даёт сигнал, когда нам угрожает опасность, заставляет нас быть внимательными с острым ножом и горячей сковородкой. Но, подав первый сигнал, боль превращается в нашего злейшего врага, терзая нас мучениями. То же и страх. Ты избавлен от долгих мучений, но ничто не даёт тебе знать об опасности. Отсутствие страха ведёт к безрассудству. Жуга совершенно не думал об этом, когда отобрал у вас страх. Он хотел как лучше. Он мне говорил, но я тогда не понимал. И к девушке, и к твоему детскому другу страх вернулся. Ты, похоже, избежал их участи. Может быть, твой сан хранил тебя... Не знаю, плохо это или хорошо. Но вы должны соединиться, как-то снова оказаться вместе.

— Для чего?

— Не знаю, — признался Хагг. Подумал и добавил: — Может, для того, чтобы спасти этот мир.

Брат Томас задумался и не ответил.

— Скажите главное, г-герр Мисбах, — наконец произнёс он, — какой вы веры? К-католик? Протестант? А может, вы приверженец в-византийской ереси? Или вообще м-мусульманин?

— Я верю, что Господь един и милосерд, — помолчав, ответил Золтан. — О прочем я стараюсь не думать.

Они вошли. Комната была пуста. Золтан постучал по столу костяшками пальцев — никто не отозвался. Он постучал ещё и ещё, и только минуты через полторы из-за занавески показался давешний старик.

— А, это вы, — узнал он. — Проходите, любезнейший. И вы, брат проповедник, проходите тоже.

— Вы прочитали книгу? — без предисловий спросил его Хагг.

— Да, прочёл, хотя и не до конца. Вполне солидный труд. Я буду это печатать.

Золтан посветлел лицом.

— Прекрасно! — выдохнул он. — Я надеялся на это. Каковы условия?

— Обычные, — ответил печатник и посмотрел на тетрадь. — Мы предоставляем бумагу, станок и набираем текст. Переплетаем тоже сами. Думаю, cто книг — вполне достойное количество. Десять получите вы, остальные остаются у нас для продажи. Если хотите — можете выкупить и забрать все оставшиеся экземпляры. Сейчас мы составим договор, а местный нотариус его заверит.

Томас с корзинкой, полной зелени, тишайшим образом стоял в сторонке и рассматривал корешки переплётов на полках. Хагг поймал себя на мысли, уж не выискивает ли тот запрещённые или еретические труды.

— Меня мало интересуют книги, я вполне удовлетворюсь деньгами, — несколько торопливо сказал Золтан. — Одной книги мне хватит с лихвой. Ещё одну я хотел бы передать автору. Итого две.

— Если это не п-покажется наглым, — вдруг вступил в разговор брат Томас, — я хотел бы п-попросить экземпляр и для меня.

— Тогда три, — решил Золтан. — Три книги меня полностью устроят.

— Как скажете, — кивнул печатник, — три так три. За ходите месяцев примерно через пять, а лучше — через полгода, и вы получите свои деньги.