– Иди, Денис. Со Скоросько разберешься сам. И со всеми остальными. Пусть Вовка пробьет эти контракты. Может, они уже на криминал завязаны. Или на «Ивеко».

– Ты не хочешь разговаривать со Скоросько?

– Нет. И с тобой я тоже не хочу разговаривать. Иди.

Денис спустился на второй этаж и там долго сидел в зимнем саду. На кадке с пальмой в позе суслика застыла кошка Маша, – единственное живое существо, которое Извольский позволил завести в доме. Судя по всему, кошка Маша справляла в кадку свои кошачьи дела, и хорошо, что ее никто не видел.

Денису очень хотелось напиться, но было только десять часов утра, и поэтому он тупо сидел, глядя на солнце и кошку под пальмой. Кошка сделала свое дело и прыгнула ему на колени. С лапок ее ссыпалась черная земля.

Потом Денис повернул голову и увидел, что около лестницы стоит Ирина. Кошка спрыгнула с колен и побежала к хозяйке.

– Господи, Денис, что такое? – спросила Ирина. – На вас лица нет. Со Славой все в порядке?

Денис промямлил что-то невразумительное.

– Он слишком много работает, – с упреком сказала Ирина, – ему надо лежать и лежать, а он сидит за этими договорами. Денис, ну неужели вы не можете прочитать эти бумаги вместо него?

– Я их читал, – сказал Денис.

– Ну и зачем это второй раз? Это и первый-то раз нельзя прочесть, там же одна фраза полторы страницы занимает, это же ужас какой-то…

– Ну что вы, Ира, – с горьким смешком сказал Денис, – наши хозяйственные договора – это, можно сказать, художественные произведения. С прологом, эпилогом и двойным смыслом. Их Бахтину бы исследовать… На предмет амбивалентности и карнавального мира.

В глазах Ирины неожиданно заиграли веселые чертики.

– Боже, Денис, какие вы слова знаете… И что же такое амбивалентный хозяйственный договор?

– Это такой договор, в результате которого человек думает, что получает двести тысяч, а вместо этого он получает по ушам. Извините, Ира, мне надо ехать.

На следующий день после этого разговора главного инженера Вадима Скоросько вызвали в кабинет и.о. гендиректора. Скоросько зашел к Денису и увидел, что тот не один – в дальнем углу, старательно разглядывая шкаф с книгами, стоял начальник промышленной полиции Вовка Калягин.

– Звал, Денис Федорыч? – спросил Скоросько.

Денис пристально разглядывал Вадима. Это был веселый, немного пьющий мужик лет пятидесяти с выдубленным сибирскими морозами лицом и большими залысинами. На нем был полушубок и клетчатый шарф, и облепленные снегом ботинки оставили на паркетном полу растаявшую лужу. Главный инженер почти никогда не сидел в кабинете, а вечно метался по заводу, о котором заботился, как курица о снесенном яичке.

– Садись, – голос Дениса звучал очень сухо.

Скоросько, как был в полушубке, сел за стол.

– Чего случилось, Денис? Это ты по поводу аглофабрики? Там, понимаешь, такое…

Денис молча выложил перед Скоросько страховой договор и белый лист бумаги.

– Пиши. Как, почему и с кем.

Скоросько побледнел.

– Черт, – тихо сказал он, – я так и знал, когда вернулся Сляб… Ты ведь меня не выгонишь?

Денис молчал.

– Ты ведь меня не выгонишь?!!

Сзади неслышно подошел Вовка Калягин:

– Вадим, давай пиши все подробно. Пиши, сам украл деньги или с кем-то делил.

– Вы ничего не докажете!

– А мы и не будем ничего доказывать, Вадим. Либо ты сам все пишешь на листочек и под магнитофон, либо с тобой будем говорить не мы и не в этом кабинете.

– Понимаешь, Вадим, – добавил Денис безжалостно, – мы бы не хотели, чтобы после сегодняшнего разговора ты поехал к господину Серову. И обеспечить это можно двумя способами. Либо у нас есть доказательства, что ты украл двести тысяч долларов, и мы в любой момент можем тебя за это посадить. Либо у нас на тебя правового крючка нет, и тогда нам придется… действовать другим способом.

Скоросько забегал глазами.

– Я хочу говорить со Славкой.

– Для тебя он теперь не Славка, а Вячеслав Извольский. Он не хочет тебя видеть.

Скоросько вскочил со стула:

– Я хочу…

– Сядь!

Железная рука Вовки Калягина посадила его на место.

Вадим растерянно оглядывался.

– Между прочим, на договоре твоя подпись. А если я напишу, что мы поделили деньги с тобой?

– Я тебе советую писать правду, Вадим. К этой истории имеет отношение «Ивеко»?

– Нет.

– Бандиты?

Скоросько молчал.

– Имеют ли к этой истории отношение бандиты?

Главный инженер вздрогнул.

– Сначала… сначала нет…

– А потом?

Скоросько била нервная дрожь.

– Ты ведь меня не выгонишь, Денис? Я… я не могу без завода…

– Как начиналась эта история? Глава страховой компании – твой старый приятель, так ведь? Сурченко, да?

– Да… мы просто случайно встретились… месяц назад… в Сунже.

– Дальше.

– Он… он этим профессионально занимается. Страховые схемы под обналичку. Зарплаты, налоги. Под песок НДС людям возвращал. Ну, он и стал хвастаться. Мол, Сунженский трубопрокатный на триста тыщ застраховал на случай ядерной войны. И «Аммофос» тоже.

– «Аммофос» же обанкротили. Губернатор.

– Ну да. Вот как пришел временный управляющий, сразу застраховал завод, заплатил двести штук премию, восемьдесят процентов откатилось губернатору, а остальное поделили Сурченко и управляющий… А потом он возьми и скажи, что и нас может застраховать.

– И почему ты согласился?

Скоросько молчал.

– Ты полагал, что банк выиграет суд? И что банку будет до фени, сколько крадут всякие там начальники цехов и инженеры, да? Им лишь бы самим кусок урвать, а остальное из Москвы не разглядишь?

Скоросько молчал.

– Хорошо. Дальше. Ты сказал, что бандитов сначала не было. А потом они появились?

– Да. Я не знал. У Сурченко «крыша».

– Кто?

– Моцарт.

Лицо Калягина, стоявшего за спиной Скоросько, нехорошо напряглось. Но это было на какое-то мгновение, и Денис, пристально глядевший в глаза главного инженера, этого, скорее всего, не заметил.

– И Моцарт пришел к тебе?

– Да. Сказал, что ему все известно. Попросил долю.

– Большую?

– Да. Половину.

– А сколько всего пришлось на твою долю?