Администрацию Путина справедливо критикуют за то, что оппозиции труднее проводить уличные акции и за отправку большого количества милицейских войск для подавления протестов и ареста демонстрантов. Реже всего сообщали о том, каким неэффективным и пристрастным было такое запугивание. Джейсон Лайалл изучал[178]антивоенные протесты в Москве и Санкт-Петербурге во время первой и второй чеченских войн. Несколько удивительно то, что он обнаружил, – самих протестов было больше и в них участвовало большее число людей при правительстве Путина, чем при Ельцине, хотя отчасти это может отражать и более длительный срок второй войны. Он также обнаружил, что частота и масштабы протестов возросли с течением времени, несмотря на усилия властей противодействовать им. Два других исследователя собрали данные о демонстрациях в период с января 2007 года по март 2009 года и также обнаружили, что количество акций протеста и участников увеличилось за этот период, особенно возросло число протестующих против центрального правительства. Количество подавленных демонстраций снизилось, что противоречит картине ужесточения ограничений.

Администрацию Путина критикуют за отправку большого количества милицейских войск для подавления протестов и ареста демонстрантов.

Другие критики политики России выделяют функции, которые, как считается, не вызывают возражений в других странах. Начиная с выборов 2007 года, власти заменили гибридную систему для выборов в Думу чистым пропорциональным представительством (ПП) якобы для поощрения консолидации партийной системы. Многие из наиболее уважаемых демократических стран мира, в том числе Австрия, Дания, Испания и Швейцария, используют такую же систему партийных списков ПП для избрания своих парламентариев. Философ Джон Стюарт Милль назвал пропорциональное представительство «значимой практической и философской мыслью, наибольшему улучшению которой подвержена система представительного правления». Тем не менее реформы Путина рассматриваются некоторыми как еще один шаг на пути к автократии. С чуть большим оправданием критики напали, когда антидемократическое превышение порога получения мест Путиным составило от 5 до 7 % голосов, которые были также направлены на поощрение консолидации партии. На самом деле 7 % голосов Путина были примерно на полпути между 5 % Германии и Польши и 10 % Турции. Ряд стран имеет высокие пороги для блоков, которые состоят из нескольких партий, 10 % для двухпартийного блока в Чехии и 8 % в Польше и Румынии. Я не хочу сказать, что это были желательные изменения. Очевидно, они были приняты, потому что кремлевские чиновники думали, что при таких условиях они сделают систему более управляемой. Но институты сами по себе вряд ли несовместимы с демократией.

Увеличение президентского срока с четырех до шести лет снижает частоту, с которой президенты могут быть привлечены к ответственности. Тем не менее до 2000 года президент Франции избирался на семилетний срок, а президент Мексики пребывал на посту шесть лет (хотя у него есть ограничение – он может занимать пост президента только один срок, в то время как президент России не может служить больше двух). Замена Путиным прямых губернаторских выборов системой президентского выдвижения и утверждения региональными законодательными собраниями рассматривалась как серьезная угроза демократии. Тем не менее среди стран-членов Европейского союза, таких как Португалия, Болгария, Эстония и Литва, региональные руководители назначаются центральной властью. Ни одну из этих стран, как правило, не критикуют за это. В 2007 году журналисты негодовали[179], что Путин «назначил своего преемника», как будто бы одобрение деятельности коллеги было чем-то уникальным для России. Те же журналисты, по-видимому, не видели ничего плохого в том, что Тони Блэр «назначил» Гордона Брауна своим преемником или президент Билл Клинтон одобрил кандидатуру Альберта Гора в 2000 году.

Насколько сильно несовершенная демократия или мягкий авторитаризм, который мы наблюдаем в России, отличаются от режимов других стран, имеющих примерно такой же уровень экономического развития, как и Россия? Более систематическое сравнение требует некоторых международных показателей. Как минимум приемлемый межнациональный рейтинг демократии должен быть в состоянии провести различие между такой системой, которую мы наблюдаем в России, и правительством федерации династических монархов, освобожденных от каких-либо проверок, как в Объединенных Арабских Эмиратах. Это опровергает показатель Freedom House[180]. Вместо этого я их сравниваю, используя широко распространенную базу данных Polity IV, составленную группой политологов; она оценивает характеристики национальных режимов власти, расставляя их по 21-балльной шкале, которая начинается от –10 (чистое самодержавие) до +10 (чистая демократия).

В период между 1992 и 2007 годом оценка российской формы правления варьируется в пределах от 3 до 6 баллов, в среднем она равна 4,5 баллам. В 2007 году она составила 4 балла, поставив Россию между Малайзией и Венесуэлой. ОАЭ получили в том же году –8 баллов; Саудовская Аравия была оценена –10 баллами – полностью консолидированное самодержавие. Оценка Соединенных Штатов Америки составила +10 баллов – полностью консолидированная демократия.

Рисунок 10.3 показывает рейтинг формы правления стран в 2007 году, зависящих от их ВВП на душу населения с поправкой на паритет покупательной способности. В общем, более высокий доход связан с более высоким уровнем демократии. Исключениями стали богатые нефтью страны и Сингапур. Государства с примерно таким же уровнем доходов, как у России, характеризуются более широким спектром политических режимов – от высоко авторитарной Ливии к консолидированной демократии Польши. Пунктирная линия показывает уровень демократии, который можно было бы ожидать на каждом этапе экономического развития с учетом данных на графике и в предполагающейся линейной зависимости. Оценка политики России близка[181]к линии, предполагающей, что политическая практика страны, как оценивает команда Polity IV, прогнозируется только лишь доходом. Россия, конечно, не посторонняя страна[182], как говорится в некоторых комментариях, приведенных во введении к этой главе.