Подползя к рычащему и дико вращающему глазами Гюнтеру, русский разрезал веревки на его руках и ногах и, за неимением в арсенале ничего другого, передал нож ему. Германец издал боевой клич и вскочил с земли, горя лишь одним желанием – убивать.

В качестве первой жертвы нелегкая подсунула ему под руку брата Николаса, видимо, вернувшегося во двор за новыми автоматными магазинами. Николас намеревался было поднять тревогу, но из его глотки не успело вылететь ни звука. Одна рука подскочившего Гюнтера зажала Николасу рот, а вторая распластала ножом его горло от уха до уха, не перерезав разве что шейные позвонки. Пылающее ненавистью ко всем обидчикам воплощение языческих Богов Войны Ареса и Тора в одном лице обильно обагрило руки жертвенной кровью...

Циклоп появился во дворе с коротышкой на плече и замер при виде склоненного над практически обезглавленным Николасом Гюнтера. Пауза, во время которой гиганты смотрели друг на друга, продлилась лишь секунду, однако и тот, и другой поняли, что кому-то из них вот-вот предстоит отправиться, как говаривал Кеннет О'Доннел, в Великое Никуда.

Гюнтер перехватил нож за клинок и размашистым движением метнул его в такую отличную мишень, по которой и слепой бы, владей он техникой метания режуще-шанцевого инструмента, не промахнулся...

Он и не промахнулся. Но вот незадача: нож Гюнтера угодил не в сердце Циклопа (хотя изначально германец целил именно туда), а в нечто абсолютно иное, быть на том уровне никак не должное...

Лежавший поперек левого плеча Вольфа магистр Конрад, получив в задницу десять сантиметров заточенной стали, моментально пришел в себя и взвыл на все близлежащее пограничье...

Германец чертыхнулся: да, толстячок-магистр не вызывал у него симпатий, но не настолько же, чтобы делать в его тыловой части лишнюю дырку! А Циклоп же, позабавленный столь смешным, на его взгляд, казусом, стряхнул пронзенного Конрада с плеча словно птичью какашку – легким мановением правой руки – и, видя, что утративший оружие противник все равно полон решимости сражаться, не спеша извлек из ножен свой явно сделанный на заказ полунож-полутесак. Циклоп понимал – на этот раз ему достался оппонент, действительно способный на равных противостоять его немереной мощи. Двое бывших сослуживцев не сводя друг с друга свирепых взглядов медленно пошли на сближение...

Первая пуля зацепила мне плечо, когда я перебегал к очередному укрытию. И хотя задела она меня лишь вскользь, но выпущенная с довольно близкого расстояния, заставила-таки споткнуться и упасть, не дав достигнуть намеченного убежища – караульной будки западных ворот гарнизона.

Крик ликования долетел до моих ушей откуда-то из-за камней – тот, кто попал в меня, находился гораздо ближе, чем я предполагал.

«Лежи! – остановило мою попытку подняться немедленно что-то интуитивное. – Сейчас ты на мушке. Одно движение – и он пришпилит тебя к этим камням уже навечно...»

– Молодец, брат Робин! – Голос Мясника раздался отчетливее, чем раньше – вероятно, главнокомандующий двигался теперь вместе с основной группой. – Ну-ка, добей его, боец! Пока Мертвец жив и с пистолетами, он опаснее самой ядовитой змеюки!

Я осторожно повернул голову и скосил глаза в сторону говоривших. C автоматом на изготовку Робин опасливо выходил из-за укрытия, готовясь произвести контрольную очередь...

Робин был из тех, кого мы с Саймоном подранили во время нашего первого залпа из окон главной казармы. Его разрезанная на бедре штанина демонстрировала тугую, пропитанную кровью повязку, и даже из моего положения было заметно, с каким трудом давался ему каждый шаг. Припадая на больную ногу, Робин перевалил через кучу обломков и, то и дело осматривая почву у себя под ботинками, дабы не споткнуться, принялся неуверенно спускаться ко мне.

Я терпеливо дождался, пока взгляд его снова обратится от меня к грешной земле, а затем вытянул незадетую руку с пистолетом и произвел три выстрела...

«Восемь! Теперь их всего восемь!..» – стучало у меня в висках, когда я, стараясь не особо загребать раненой рукой, полз по-пластунски в сторону караульной будки (я не знал, что уже не восемь, а семь – Гюнтер незадолго до этого расправился с Николасом).

И лишь только я перевалил через подоконник этого строения, как на том самом месте, где я так успешно притворялся мертвым, ударил разрыв ручной гранаты... Что ж, бернардовцы и так долго играли по моим правилам и вот теперь доходчиво намекали на то, что переходили на свои, более бескомпромиссные и суровые...

Великая битва Богов с Титанами (думаю, нет смысла разъяснять, кто в ней кем являлся) протекала бурно и яростно. Циклоп перебросил несколько раз тесак из руки в руку и на выдохе совершил стремительный выпад, не больно-то и опасаясь невооруженного противника. Гюнтер уклонился поворотом корпуса, но широкое лезвие сумело-таки прорезать на нем плащ, едва не зацепив ребра.

Являясь, по сути, универсальным, нож Вольфа мог с одинаковым успехом и колоть, и рубить, тем самым выгодно отличаясь от того же мачете брата Фернандо, которое не было приспособлено для колющих ударов из-за утяжелительного расширения на конце своего лезвия. Циклоп предпочел не церемониться со взбунтовавшимся пленником, а потому стал атаковать его всеми возможными способами, чередуя как выпады рапириста, так и диагональные – наиболее трудные для уклонения – рубящие удары саблиста. Все движения великана выдавали в нем умелого фехтовальщика: он не проваливал вес своего тела вперед и этим исключал возможность поймать себя на обезоруживающий прием. Да и существовал ли тот прием, которым можно было свалить этого человекомонстра?

Плащ Гюнтера украшали все новые и новые порезы, кое-где показалась кровь. Может, кто-то другой и пал бы духом от невозможности одолеть эту гигантскую мясорубку, но только не наш германец. Вид собственной крови лишь усугубил и без того свирепый настрой Гюнтера, но все же не настолько, чтобы без оглядки бросаться на разящее лезвие ножа. Головой в бою он предпочитал прежде всего думать, а в качестве оружия использовал ее в исключительно редких случаях.

Быстрым движением сорвав с себя изрезанный плащ, Гюнтер зажал его в руках и принял позу испанского тореадора, да и сходство с ним подчеркивали габариты противостоящего ему чудовищного врага.

Циклоп решил не обращать внимания на какой-то жалкий кусок кожаной тряпки и ринулся в очередную атаку, имевшую целью нанизать Гюнтера на нож, как рождественскую индейку на вертел...

...И самым унизительным образом для такой, как он, колоритной фигуры попался даже не на коварную, а скорее на по-детски элементарную уловку. Гюнтер подцепил носком ботинка немного песка и швырнул его Циклопу в лицо, лягнув ногой словно большой разгневанный ребенок, изгоняемый сверстниками из песочницы. На руку германцу сыграло и то, что соперник его был лишен одного глаза. А дабы сберечь единственный, Вольф крепко зажмурил его и инстинктивно прикрылся рукавом плаща. Само собой, атака гиганта сорвалась...

Гюнтер напоминал разъяренную кошку, которая бросается на свирепого дворового пса, когда буквально в один шаг сократив расстояние до Циклопа, прыгнул на него и накинул ему поверх лысины плащ, а после этого, обхватив обернутую голову великана, повис на плаще всем телом. Вольф не удержал равновесия, но, падая, успел ударить тесаком наугад и пропорол германцу плечо. Однако Гюнтеру удалось поймать нож прямо за клинок, а затем, рассекая в кровь ладонь, вывернуть оружие из руки Циклопа. Нож Вольфа мог бы теперь с успехом помочь германцу прикончить бывшего хозяина, но разрезанная до кости рука Гюнтера выронила тесак, не сумев удержать его ни секунды. И тогда, не раздумывая, германец обхватил толстенную шею Циклопа поверх накинутого плаща и принялся душить гиганта.