Но та отказалась давать показания, отказалась вообще говорить о своем прошлом. Она всей душой хотела только одного — еще раз услышать о горячо любимом «Черном дрозде» и его штурмане, своем муже. Но о них обоих ничего не было слышно, так что в Порт–Ройале уже стали поговаривать, что и корабль и команда погибли в морских волнах.

Мистер Ламли почти отчаялся получить признание. Хотя он и знал, что судья все равно приговорит ее к смертной казни, он все же распорядился доставить Мэри Рид в пыточную камеру. Она героически выслушала это распоряжение, так как только по слухам знала, что такое пресс или дыба. Но королевский советник уготовил для нее и еще кое–что.

В пыточной камере, расположенной прямо над ее темницей, девушку швырнули на пол, растянули руки и ноги до предела и привязали к кольцам, вделанным в пол. Потом на нее положили доску, а сверху придавили двумя камнями. Каждый раз, когда на доску клали еще камни, ей давали возможность дать показания. Когда у нее уже не было сил выносить тяжесть груза, она потеряла сознание. В себя она пришла только в своей камере.

На следующий день королевский советник пришел к ней и принялся объяснять, как устроена дыба; когда выяснилось, что его красочное описание этого пыточного инструмента не заставило ее развязать язык, ее снова отвели в пыточную камеру и подняли на дыбу, пока природа снова не взяла свое, и Мэри снова не потеряла сознание. Но мистер Ламли все еще не был удовлетворен. И он вытащил из пыльного угла «дочку мытаря», устройство, прямо противоположное дыбе. В этой сферической машине Мэри каталась, словно мячик, а составные части этого устройства постепенно сжимались, пока она не стала визжать от боли.

Но признания от нее так и не добились, она не признавала, что была пираткой, что вообще имела какое–то отношение к джентльменам удачи. Ей понадобилось три дня, чтобы прийти в себя после «дочки мытаря», а потом ее свалила лихорадка.

Чтобы подбодрить ее, жена тюремщика рассказала ей новости о «Черном дрозде». Корабль и его команда были захвачены Вудсом Роджерсом, команду немедленно повесили, всех, кроме капитана, который дал показания, что его заставили занять эту должность после того, как взяли в заложники. И сейчас он в тюрьме ждал, пока команда корабля Вест–Индской компании подтвердит его рассказ.

«Значит, так, — подумала пиратка. — Ее муж, настоящий мстительный и злобный пират, не хуже других, когда его приперло, нашел уловку и думает только о себе. Он воспользуется своим благородным происхождением и спасет свою шкуру». Жена тюремщика рассказала, что он также требует половину сокровищ на борту корабля, утверждая, что содействовал захвату «Черного дрозда». Позже, хотя Баттонс уже не смогла узнать об этом, он возглавил экспедицию против поселения на Большом Кайкосе.

Пиратка была в жестоком приступе лихорадки, когда ее доставили в суд, и она была сильно раздражена. Она стояла перед кафедрой и язвительно отвечала на вопросы его чести судьи.

— Почему, женщина, ты занялась пиратством? — спросил судья.

— Я не говорила, что я пиратка, — отрезала она.

— Ты знаешь, что за пиратство полагается виселица.

— Не думаю, что виселица — это такая уж большая неприятность. Ее боятся, и правильно, потому что иначе каждый трус становился бы пиратом, а в море это не годится, там нужны только смелые люди.

Его честь избрал другую тактику. Он жестко, почти свирепо спросил:

— Почему ты, женщина, явилась сюда в мужской одежде? Это оскорбление благородному суду.

— Это не оскорбление. Я всегда хожу в этой одежде.

— Мне кажется, я должен приказать переодеть тебя в одежду, более подходящую для суда.

Наверное, из–за лихорадки она стала еще более раздражительной.

— Делайте свою работу, приговаривайте меня к виселице, милорд.

Мэри выкрикнула последнюю фразу, и судья тоже потерял терпение. Забыв о том, как будет выглядеть отчет, он прошипел, что ее повесят, а когда она сдохнет, ее тело оставят на солнце, пока оно не иссохнет, и «да проклянет Господь твою развратную душу».

Пиратка даже не дрогнула. Она повернулась и взглянула в лицо тюремщику, а тот по знаку судьи отвел ее обратно в камеру.

Там ее встретила жена тюремщика в слезах.

— Ах, дорогая моя, тебя повесят. Ах! Ах! Это очень плохо, — и она снова зарыдала.

Когда тюремщик ушел, его жена сказала:

— А теперь, деточка, послушай меня. Тебе проще всего сказать, что ты беременна. Я сделаю это для тебя. Меня попросят определить, ждешь ты ребенка или нет, и я отвечу, что да. Что скажешь? У тебя в кошельке много золотых гиней, и они тебе пригодятся, чтобы спасти твою красивую шейку.

— Нет, женщина, если я забеременела, то ребенок умрет со мной вместе. Король сделает его нищим.

И тут Мэри потеряла сознание. Жена тюремщика перенесла ее на койку и ушла, чтобы та пришла в себя. В полночь она забеспокоилась о пленнице и, войдя в камеру, обнаружила, что та все еще лежит без сознания. Жена тюремщика побежала за врачом.

Он поставил диагноз — воспаление легких. Врач напичкал Мэри Рид английской солью и оставил ее на волю судьбы. Но когда утром пришел палач, то он не смог привести ее в чувство. Тогда снова позвали врача, и в этот раз он пустил ей кровь и велел не трогать ее с места. В течение трех дней Мэри находилась между жизнью и смертью, она сгорала от лихорадки и слабела, потому что упорно отказывалась принимать пищу. Жена тюремщика, словно нянька, день и ночь сидела в ее камере.

Вечером 3 декабря 1720 года лекарь снова навестил свою пациентку и дал заключение, что он спас ей жизнь и что на рассвете ее вполне можно будет повесить в расплату за ее грехи.

Мэри Рид молча выслушала его приговор и, когда он ушел, попросила придвинуть ее сундучок к кровати. Потом она попросила, чтобы ее оставили одну.

С огромным трудом она поднялась с кровати и открыла драгоценный сундучок. Там лежал маленький кошелек с сотней гиней, не считая тех трех, которые она отдала Ситцевому Джеку Рэкхэму, чтобы его палач мог освежиться после тяжелой работы. Сверху лежали дорогие костюмы, шелковые штаны и рубашки, расшитые кружевом сюртуки и другие богатые вещи, которые подошли бы любому лондонскому щеголю. Это были лучшие костюмы, которые она отобрала на многих судах. Все это пиратка отложила в сторону и, заглянув поглубже, вытащила платья и юбки, шелковые чулки и вышитые туфли. С самого дна она достала румяна, краски и прочую косметику, редкие духи. Все это она разложила в ногах постели. Это были захваченные на кораблях наряды знатных леди.

Потом она сняла кожаные штаны, грубую рубашку из парусины, холщовые носки и грубые сапоги.

Утром появился палач с капелланом и королевскими чиновниками, чтобы объявить Мэри Рид, что «она приговорена к повешению и что ее тело иссохнет на солнце», а ее душа, по словам судьи, отправится в ад к праотцам. Но они нашли ее мертвой и одетой не так, как подобает ее полу, а в старые кожаные штаны, старую рубашку, холщовые носки и с ярким платком на голове.