Простая граната, она что — ну, потрещит маленько, попрыгает, рванет — и все, а монсеньор дотумкал в нее заряд пихать. Промасленную паклю обсыплешь медными опилками, кусок серы внутрь и готово! Первая граната рванет, и тут из нее вторая выскакнет. Жуть!

А смеху-то было, пока мы козопасов отучили взрывов бояться. Козлов ей-ей проще было натаскать, а эти чуть что — кверху задом и все своего Бакру, Великого Козла то бишь, кличут. Ну да ничего, за месяц пообвыкли, а потом и вовсе во вкус вошли. Они вообще ничего, бакраны-то, затюканные токмо были, ну да теперь на седунах оттопчутся в лучшем виде.

— Ворота, значит, козлы взорвали?

— Они. Приучили пятерых козлищ на ворота кидаться, а те и рады. Им бы только бодаться, а кого или что, без разницы. Других на пушки натаскали, а тех, что под седлом, на пеших. Такая вот у нас, барич, заваруха вышла, ну а что наверху деялось, вам лучше знать. Здорово вы тех, кто на скалах сидел, поснимали, а уж с пушками и вовсе загляденье. Лихо по стене-то шандарахнули да как вовремя! Седуны токмо два раза стрельнули — и все, а тут Савиньяк подошел, и пошла потеха. Тыщ восемь вырубили, не меньше. О, а вот и монсеньор. Ну, барич, бывайте. Если что не так — прощенья просим.

Ворон был поглощен разговором с Вейзелем, ему было не до Дика, но юноша все же подъехал, невольно уловив последнюю фразу:

— Курт, я признаю? свою ошибку. Нужно было взять с собой не Ричарда, а Понси. Он бы встал у дерева, посмотрел на Адгемара, тот бы устыдился, покаялся, и война закончилась.

— Рокэ, вы, как всегда, передергиваете.

— Клевета, я передергиваю не всегда, а только в случае необходимости. Доброе утро, юноша. Как вы провели ночь?

Дик, как всегда, опешил — отвечать на вопросы своего эра он так и не научился, но Рокэ опять-таки, как всегда, не дожидаясь ответа, повернулся к Вейзелю:

— Курт, у нас мало времени, так что поторопитесь со сборами.

— Я не стану этого делать, — твердо заявил генерал.

— Хорошо, — медленно произнес Ворон, — тогда я это сделаю сам.

— Вы? — Вейзель с силой сжал поводья.

— Закатные твари, вас это удивляет? Я знаю минное дело не хуже вашего.

— Но… Вы не можете быть сразу в двух местах.

— Правильно, не могу, поэтому с армией останетесь вы. Нам нужно время, шести дней достаточно.

— Это немыслимо! Шесть тысяч против ста!

— Нужно — значит, мыслимо. — Голос Рокэ стал сухим и жестким. — Ваше дело задержать Лиса у Дарамы, побеждать не обязательно.

— Положить наши лучшие полки!

— Так не кладите! Хватит, Курт! — Глаза Ворона неистово полыхнули. — Победу делают из того, что под руки подвернется — хоть из козлиного дерьма, хоть из утопленных младенцев.

— Вы не оставляете мне другого выхода. — Лицо Вейзеля пошло белыми пятнами. — Будь по-вашему, и побери вас Леворукий!

— Возможно, и поберет, но не сегодня и не завтра. С вами, кроме ваших людей, пойдут разведчики Коннера и бакраны.

— Я все подготовлю, — Курт Вейзель справился с собой, — но то, что вы затеяли, — безумие.

— Несомненно, — согласился Проэмперадор, — как сказал не помню кто, вопрос в том, достаточно ли это безумно, чтобы сработать.

Отцу, когда он впервые оказался в бою, было на год меньше, чем Дику. Силы противников были примерно равны, но фок Варзов, тогда еще генерал, предпринял неожиданный маневр, и Гаунау отступил. Случалось, побеждали и находящиеся в меньшинстве, но у сегодняшней битвы мог быть лишь один исход.

Ричард присутствовал при докладе Шеманталя и не сомневался, что у Рокэ шансов нет. Против шести с половиной талигойских тысяч и полусотни пушек и мортир Адгемар выставил двадцать тысяч бириссцев и около ста тысяч кагетского ополчения. Святой Алан, двадцать на одного! А Ворон вместо того, чтобы всячески избегать боя, нанося противнику молниеносные удары и уходя, решил дать генеральное сражение. Бред! Дик неплохо знал военную теорию и понимал, что решение Алвы равносильно самоубийству. Правду говорят, если Создатель захочет наказать, он отнимет разум. Рокэ свою участь заслужил, его поражение станет ступенькой к возрождению Талигойи, и все-таки жаль… Жаль успеха в Барсовом ущелье, жаль тех, кто неминуемо погибнет, потому что Проэмперадор окончательно сошел с ума, жаль самого себя. Ричард видел только одно сражение, но этого хватило, чтоб почувствовать вкус победы. Превращаться из победителя в побежденного не хотелось мучительно, как бы поражение Ворона ни было нужно для грядущего триумфа.

Юноша вздохнул и еще раз оглядел равнину предстоящей битвы. Их единственным преимуществом были две небольшие рощи, хоть как-то скрывавшие от вражеских глаз, но Рокэ зачем-то вывел пехоту в поле и поставил в виду укрепленного кагетского лагеря. И это человек, которого считают непревзойденным полководцем! Дик всю ночь собирался с духом и подбирал слова, которые скажет Проэмперадору, но при виде Ворона выдавил из себя лишь утреннее приветствие.

Рокэ, по случаю баталии нацепивший поверх черной кэналлийской рубахи маршальскую перевязь, рассеянно кивнул и повернулся к толстому краснолицему вояке, в котором Дик с удивлением узнал Бонифация. Епископ отнюдь не пасторским жестом тряханул руку маршалу и проревел:

— Будь благословен, чадо. Все упорствуешь в своем безумии и скверномыслии?

— Упорствую, — подтвердил Рокэ, — а вы упорствуете в своем решении командовать обозом?

— Если Создатель разрешил своим чадам воевать, негоже пастырям укрываться за спинами паствы, — олларианец с наслаждением потянулся, — давненько не брал я в руки пистолета.

— А шпагой, отче, вы владеете? — поинтересовался подошедший Савиньяк.

— Нет, — покаянно вздохнул Бонифаций, — грешен я и несовершенен, тыкаться не обучен, а вот книги воинские читал. В них написано, что по всем законам стратегии и тактики ждет нас поражение неминучее.

— Если по законам, — кивнул Алва, — то ждет. Так что, господа, прошу о законах забыть. Что Лис может нам противопоставить, кроме численного превосходства? Да ничего!

— Мне б вашу уверенность, Рокэ. — Эмиль был напряжен, как струна. — Вам легче, вы уже влезали в подобные драки.

— Нет, — сверкнул зубами Ворон, — я тоже не влезал. Если вы имеете в виду Альтхекс, то нас там было не меньше, чем один к семи.

— Я имел в виду Винную улицу.

— А, так вы о поединках… Уверяю вас, предел человека — двенадцать, в крайней случае четырнадцать врагов, если они, конечно, умеют держать шпагу. Впрочем, — Рокэ задумался, — не знаю, можно ли подобную комбинацию называть поединком.