— Говори, сын сестры.

К счастью, Робер теперь сносно разбирал и кагет, и бири. Во всяком случае, о переводчике с лиловым носом талигоец сожалел куда меньше, чем о пропавшем Шаде. Новая лошадь, которую ему дал Мильжа, была неплоха, но Эпинэ все еще тосковал по сгинувшему у Барсовых Врат мориску. Робер надеялся, что конь жив, талигойцы не воюют с лошадьми. О том, с кем и почему они воюют, Эпинэ старался не думать.

— Я хочу пригласить нашего гостя осмотреть мое крыло. — Просьба Луллака пришлась более чем кстати. Эпинэ изнемогал от безделья и необходимости вести себя дипломатично.

— Я бы предпочел, чтоб благородный Робер остался рядом со мной, — пропел Белый Лис, и Эпинэ поздравил себя с тем, что не стал хвастаться перед казаром своими языковыми успехами.

Разговор прервал высокий бириссец, сообщивший, что на правом крыле появились вражеские всадники странного вида. Адгемар неторопливо и с достоинством прошествовал к обзорной вышке, поднялся на площадку, взял из рук слуги гайифскую зрительную трубу, какое-то время молча созерцал происходящее, а затем передал трубу Роберу.

Вид у всадников и вправду был странным. Сначала Робер решил, что за время его отсутствия талигойские конные гвардейцы сменили форму, но потом понял — и люди, и лошади обвешаны сверкавшими на солнце побрякушками. Давешний казарон на их фоне казался чуть ли не аскетом.

«Золотой эскадрон» лихо гарцевал перед самым носом кагетских дружин. Всадники ни секунды не оставались на одном месте, и Эпинэ готов был поклясться, что в ход пущены все перлы армейского остроумия.

Талигойцы казались такими доступными и уязвимыми, что Иноходец не сомневался как в том, что казароны бросятся в погоню, так и в том, что именно этого Ворон и добивается. Эпинэ не мог рассмотреть лиц всадников, но он видел коней, и этого было достаточно. Морисские полукровки!

Вот и ответ, зачем Алве понадобилось Барсово ущелье, — ему нужно было провести через горы лошадей. Кагеты полуморисков догонят, только если этого захотят их наездники, вернее, если это входит в планы Рокэ. Конечно, перевес сил у Адгемара чудовищный, но Рокэ есть Рокэ. Его много раз называли безумцем перед битвой и еще никогда — после.

Робер с каким-то горьким интересом смотрел на бывших соотечественников. Странное чувство — стоять среди чужих и ждать схватки со своими, а они — свои, от этого никуда не деться! Он не колебался, стреляя у Барсовых Врат в спину сцепившемуся с Диком Окделлом дружиннику Мильжи, хотя юноша вполне мог оказаться врагом, а «барс» был союзником. Вот и теперь Эпинэ понимал, что должен предупредить Адгемара — нельзя позволить дураку Туххупу угодить в ловушку, но отчего-то медлил, почти спокойно наблюдая, как кагетские тысячи устремляются в погоню за наглецами. Хорошо хоть не все!

Вырвавшаяся из лагеря толпа разделилась на две части. Ме?ньшая бросилась за «золотоносцами», бо?льшая понеслась наискосок, намереваясь атаковать вражескую пехоту, но затем на поле стало твориться что-то странное. Роберу доводилось видеть конные маневры, участвовал он и в кавалерийских стычках, но подобного на его глазах еще не случалось.

Казаронская конница растеклась по равнине, после чего началась несусветная мешанина. С полтысячи всадников резко оторвались от основной толпы, повиснув у талигойцев на хвосте, но затем кто-то на пегой лошади прекратил погоню, спрыгнул наземь и кинулся чего-то собирать. Его примеру последовал другой, третий, десятый… Человек тридцать из умчавшихся вперед оглянулись и завернули коней. К тому же месту, наплевав на первоначальную цель, устремились единичные всадники и целые отряды из числа наступавших на пехоту.

К этому времени «золотой эскадрон» обогнул рощу и вместе с наиболее упорными преследователями скрылся из глаз, но суматоха не прекращалась. Копошившихся в смятой траве накрыла вторая конная волна. Одни сборщики нашли смерть под копытами единоверцев и соотечественников, другие схватились за сабли. Кто-то разрядил пистолет в своего же, кто-то из вновь прибывших спешился и присоединился к ползающим в грязи. Подкатила новая лавина и столкнулась с теми, кто решил вернуться. Пешие и конные толпились на сравнительно небольшом пятачке, тут и там возникали драки, сначала единичные, потом Робер с отвращением увидел, как сцепились два немалых отряда. Теперь Эпинэ не сомневался, что «бегущие» талигойцы устилали свой путь золотом. Разрубленный Змей! Разбросанные по полю «ничейные» сокровища не могли не привлечь самых жадных, а от жадности звереют.

Полку золотоискателей все прибывало, те, кто очутился на заветном месте раньше, яростно отбивались от чужаков, им было не до казара и тем более не до врага. Те же, кто все-таки продолжал наступление на пехоту Рокэ, безобразным образом спутали ряды. Тем не менее они без особых приключений миновали первую рощу, но затем часть всадников резко свернула и понеслась вдоль опушки.

— Уроды, — проворчал Луллак, и в ответ на невысказанный вопрос пояснил на талиг: — Там большой обоз. На самом виду…

Вряд ли это было ошибкой, обоз кагетам подсунули нарочно! Обоз и золото! Закатные твари, как просто и как надежно!

— Мой казар, — Луллак говорил сухо и отрывисто, — разреши ударить справа.

— Нет, — отрезал Адгемар, на мгновение утратив обычную благостность, — у Туххупа достаточно сил.

Луллак зло сверкнул глазами, но промолчал, сделав вид, что полностью поглощен происходящим. Роща скрыла из глаз золотоносцев и часть казаронов, но перед лагерем продолжалась драка за оброненные ценности, к которой десятками и сотнями подключались оставленные в резерве голодранцы. Оттуда, где грабили обоз, донеслось несколько взрывов, но что там происходило, было неясно. Остальные туххуповцы нестройной толпой продвигались к талигойским каре, и Робер наконец понял, в чем основная беда казаронской кавалерии. Не считая глупости, разумеется.

В Талиге полковые лошади примерно одинаковы. Конечно, офицеры побогаче заводят себе морисков и макланов, но соразмеряют их бег с возможностями остальных коней, а всадники и лошади знают свое место в строю. Кагеты же отродясь не воевали такой массой. Да, многие из них были хорошими наездниками, а у некоторых были сносные кони, но хватало там и перекормленных, и, наоборот, полудохлых с голоду.

Казароны, желая похвастаться многочисленностью личных дружин, притащили с собой всех, кого могли найти. Естественно, по краям ставили воинов на хороших лошадях и в добротных одеждах, а внутри, где не видно, всадники сидели чуть ли не на водовозных клячах. Пока дружины стояли на месте, это придавало им внушительности, как только они сорвались в галоп, произошло неизбежное. Передние наездники, краса и гордость казаронских дружин, ушли вперед, за ними нещадно нахлестывали лошадей те, кто поплоше, сквозь которых прорывались обладатели хороших скакунов из задних рядов. Разноцветные отряды смешались, свои мешали своим, Алве осталось лишь усугубить сумятицу, что он и проделал с присущей ему выдумкой.

Кагеты победнее при виде втоптанного в землю золота не выдерживали и бросались его собирать. Мчавшиеся сзади всадники побогаче не могли или не хотели сдерживать лошадей и сбивали бедных и жадных. Лишившиеся еще до схватки наездников кони бестолково носились по полю, усиливая суматоху. Казароны, еще не вступив в бой, разделились на три части, смешали ряды и умудрились передавить друг друга, хотя их все равно оставалось во много раз больше, чем талигойцев.