То самое магическое третье пиво в данном случае символизирует экономический рост и нашу сегодняшнюю проблему: в один прекрасный момент оно как по волшебству не появилось на столе. Экономика попросту не растет. Так что мы, по логике, должны вернуться к философской проблеме, приятно, удобно и элегантно «решенной» экономическим подъемом. Где теперь искать решения? Тревогу вызывает мысль: «А вдруг роста не будет?» Но что, если мы уже выросли? Тем не менее нас не оставляет надежда на то, что проблемы временные. Спад в экономике нам представляется чем‑то вроде простуды: когда недомогание пройдет, экономика снова будет на подъеме и вернутся старые времена, ведь рост — это нормально. Экономический прогресс решит все.

Хорошо, а если экономика «не растет», как в таком случае разделить пиво? Приготовимся к долгой, длящейся десятилетия стагнации, поскольку с приходом естественного, бездопингового подъема императивом (надеюсь!) будет максимально быстрая выплата существующего государственного долга. Мы должны успеть его погасить до того, как нас застигнет следующий кризис. Другими словами, нужно успеть набрать дров, пока не ударили новые морозы. Европейский и американский государственные долги уже недопустимо велики, они готовы лопнуть и поэтому должны быть быстро снижены. Выплаты по займам в таком случае потребуют превышения доходов государственного бюджета над расходами. То есть, во‑первых, нам не удастся, прокредитовавшись (к чему мы привыкли в прошлом, но этот «источник» исчерпан), продлить период роста, а во‑вторых, наличие профицита (единственного источника быстрого снижения долга) означает замедление развития. Кто хочет подгонять экономику долгами, должен быть готов потом ее притормаживать и таким образом гасить задолженность.

От философско‑экономических вопросов справедливого распределения богатства мы позволили себе откупиться взяткой экономического роста (третьим пивом) и тем самым их проигнорировали (или «решили»). Другими словами, если богатеют все, то нам почти все равно, как они это делают, и, значит, справедливость мы уже так упорно не ищем. Но если вдруг мы богатеть перестали или, хуже того, начали беднеть, то становимся гораздо более чувствительными к справедливости. Возможно, именно из‑за такой асимметрии мы там, где мы есть. Одно поколение назад экономика была, в общем‑то, такой же (не)справедливой, как сейчас, но эту тему мы поднимаем лишь сегодня. Причина тому — кризис роста капитализма, ведь капитализм и демократия могут существовать и без экономического роста (иначе речь бы шла о странной слабой системе, держащейся за счет взяток), хотя, конечно, с третьим пивом все шло гораздо лучше.

Резюме. Где живут чудовища

Мы изучали развитие экономического мышления начиная с самых первых созданных человеком на этой планете и найденных нами письменных источников. Они продолжают оказывать на нас влияние и по сей день. В каждом человеке живут как его личные истории, так и оставленные ему предками. Кроме того, часто бессознательно мы наследуем еще и чужие. В каждом из нас есть что‑то от дикого Энкиду, от жестокого и героического Гильгамеша; мы находимся под сильным влиянием Платона, разделяем механистические мечтания с Декартом и черпаем вдохновения из многих других источников. Уже тысячелетия звучат для нас слова Иисуса, Его пророков и рассказы об их деяниях. Они помогают нам творить наши собственные легенды, определяют наши поступки и придают им смысл. Зачастую неизвестные подробности жизненных историй нашего времени (и истории нашей цивилизации в целом) лучше всего проявляются в кризисные времена.

Мы постарались проследить процесс зарождения желаний (краеугольный камень эффективного спроса) с самого начала, с момента творения в Ветхом Завете. «Первородный грех» вполне можно интерпретировать как воплощение чрезмерного потребления. В свою очередь, и древние греки в философских учениях уделяли много внимания экономической тематике. Так же как и христиане. Ключевые идеи Евангелий основаны на экономических и социальных принципах. И Фома Аквинский вместе с другими мыслителями внес большой вклад в формирование принципов, приписанных позднее Адаму Смиту, выразившему их, правда, в подходящий момент. Мы постарались изучить наследство, оставленное нам картезианским научным подходом, и продемонстрировать, как раскрываются вопросы экономики добра и зла в работах Бернарда Мандевиля и Адама Смита.

Во второй части книги я попытался показать, что загадка потребления всегда была с нами, что человек — существо естественно неестественное, и мы, скорее всего, всегда будем хотеть большего, сколько бы ни имели. Такое ненасытное желание (или вожделение) присуще нам со времен Пандоры и Евы и требует изнурительного труда. Мы сегодня с большими мучениями (снова) открываем для себя уже хорошо известное даже самым древним цивилизациям. Наш выбор — учение гедонистов (увеличение поставки товаров), а не стоиков (снижение спроса на товары). И теперь наша задача состоит в том, чтобы найти предел своих собственных прихотей, научиться себя контролировать. Не зря же когда‑то в Ветхом Завете было написано: «Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города»[1004]. Или, как утверждает Джон Мильтон: «Кто царствует внутри самого себя и управляет своими страстями, желаниями и опасениями, тот более чем царь»[1005].

Living on the edge — жизнь на грани

По‑видимому, современная экономика (а часто и основанная на ней экономическая стратегия) должна освободиться от некоторых новых идей и вернуться к гораздо более старым. Ей, пожалуй, следовало бы забыть о постоянной неудовлетворенности, хотя и подпитывающей экономический рост, но одновременно делающей невозможным состояние довольства. Возможно, нам следовало бы вновь открыть для себя роль и значение достаточности, покоя и благодарности за то, что имеем. А есть у нас действительно много. В плане материальном и экономическом — больше, чем во все периоды истории западной греко‑иудео‑христианской цивилизации… или любой другой, когда‑либо существовавшей на этой планете.

В экономической политике, преследующей лишь материальные цели, неизбежно начинают проявляться маниакально‑депрессивные тенденции, она становится процикличной. Свои проблемы мы решаем долгами (то есть отодвигаем урегулирование важных вопросов на будущее) и бесконечно надеемся, что постоянный экономический рост ответит за все. Кризис в таком случае становится более тяжелым, чем мог бы быть, если бы мы не несли бремя выплат по займам на своих плечах.

Тот, кто всегда живет на грани, не должен удивляться, если он ее перейдет. Кто едет на предельной скорости по шоссе, не должен жаловаться, когда с него слетит. Кто, подобно мифическому Икару, летает слишком высоко и слишком близко к солнцу, не должен удивляться, если обожжет крылья, и его падение будет тем глубже, чем выше он летал. А мы слишком долго превышали скорость. Мы потеряли чутье и благоразумие, поскольку нашему стремительному движению вперед и вверх ничто не мешало. Спокойно ездить и летать нам было недостаточно. Теперь, однако, настало время вернуться к более безопасным скоростям и высотам.