2 августа 1762 года, через месяц после восшествия на трон, она написала Станиславу: «Я отправляю немедленно графа Кейзерлинга послом в Польшу, чтобы сделать вас королем по кончине настоящего». Екатерина сообщила Герману Кейзерлингу, что он уполномочен подкупать любого, кого сочтет нужным, и может потратить на это несколько сотен тысяч рублей. А чтобы укрепить золото сталью, она направила к русско-польской границе тридцать тысяч солдат.

Не желая, чтобы избрание ее кандидата зависело только от русских денег и штыков, она искала другого монарха, который поддержал бы ее выбор. Екатерина знала, что Австрия и Франция предпочитали Саксонию; ей также было известно, что Фридрих Прусский открыто выступал против еще одного саксонского правителя и, по сути, он был против любой кандидатуры, которую предложила бы Мария Терезия Австрийская. Она понимала, что если Пруссия объединится с Россией, Польша начнет испытывать давление и с востока, и с запада, и, таким образом, страна с нестабильным политическим строем окажется в дипломатических и военных тисках.

Фридрих тщательно обдумал предложение Екатерины. Его собственное положение было слабым. Едва избежав поражения в Семилетней войне, Пруссия была истощена и находилась на грани нищеты и политической изоляции. Фридриху нужен был союзник, и Россия казалась самой лучшей и, возможно, единственной перспективой. Но Фридрих был слишком опытен в таких делах, как переговоры, чтобы сразу же ввязаться в мероприятие, единственным призом в котором стала бы польская корона. Он, как и Екатерина, предпочитал урожденного поляка саксонскому кандидату, но понимал, что интересы Екатерины в продолжении «счастливой анархии» шли дальше, чем его собственные. Поэтому он объявил, что объединится с ней, но только в случае, если исполнится его давняя мечта о российско-прусском альянсе. Однако подобные условия не устраивали Екатерину, она знала, новый альянс с Пруссией напомнит русским о Петре III и о его кратковременном и очень непопулярном союзе с Фридрихом, которого он называл своим «королем и повелителем».

Екатерина не стала сразу давать ответ, пытаясь смягчить Фридриха и добиться его расположения с помощью экзотических подарков. Вместо подписанного договора Фридрих получал арбузы из Астрахани, виноград из Украины, одногорбых верблюдов из Центральной Азии, а также икру, осетров, меха лисы и куницы. Фридрих поблагодарил ее за подарки, сухо заметив: «Велика разница между астраханскими арбузами и собранием делегатов в Польше, но все это доказывает ваше стремление действовать. Рука, которая раздает фрукты, может даровать корону и гарантировать Европе мир, за который я и все те, кто заинтересован в делах Польши, будут благодарить вас вечно».

Общие интересы взяли верх. Фридрих в конечном счете поддержал кандидата Екатерины на роль польского монарха, наградив Станислава орденом Черного Орла, высшей наградой Пруссии. Екатерина благосклонно забыла, что незадолго до этого Фридрих тем же орденом наградил ее мужа, Петра III, который был таким же никудышным солдатом, как и Станислав. Но Фридрих смог заключить желанный союз – союзный договор на срок восемь лет. Каждая из двух сторон обязалась помогать другой в случаях нападения стороннего государства и выслать субсидию в размере четырехсот тысяч рублей. Если же одного из союзников атакуют две враждебные стороны, его партнер должен был послать пехоту в количестве двухсот тысяч человек и двух тысяч кавалерии. Далее подразумевалось, что Россия и Пруссия будут действовать сообща по всем делам, касавшимся политической трясины, в которой увязла Польша. В тот момент это означало, что Пруссия поддержит кандидатуру Станислава. Никакие нюансы и никакие промедления не должны были этому помешать. В тайном дополнительном соглашении оба монарха объявили, что стороны приняли решение гарантировать «свободные и независимые выборы» и «при необходимости привлечь все военные силы, если кто-либо попытается воспрепятствовать свободным выборам короля Польши или же вмешаться в существующую ситуацию». Если же кто-либо из поляков выступит против своего нового «законно избранного короля», устроив против него заговор, союзники согласились привлечь «военную силу против них и их имущества без малейшей жалости».

Переговоры по поводу заключения договора еще не были окончены, когда в сентябре 1763 года умер Август III. Однако эта смерть уже не имела сколь-либо важного политического значения. Договоренность между Екатериной и Фридрихом была достигнута, а российско-прусский кандидат выбран. Императрица с колким сарказмом отреагировала на известие о смерти: «Не смейтесь над тем, что я подпрыгнула в кресле, услыхав новость о смерти польского короля, – писала она Панину. – Король Пруссии выскочил из-за стола, когда узнал об этом».

Через два года после того, как Станислав Понятовский был бесцеремонно отправлен домой из России императрицей Елизаветой в 1758 году, Екатерина все еще испытывала душевную привязанность к польскому дворянину. Она часто писала ему как отцу своей маленькой Анны и пыталась вернуть ему пост посла в Санкт-Петербурге. Затем она познакомилась с Григорием Орловым – человеком менее утонченным, но обладавшим огромной уверенностью в себе, силой и энергией. Екатерина и Станислав продолжали переписку, и их письма были наполнены выражением взаимной нежности, их теплые письма внушали Понятовскому уверенность, что между ними по-прежнему оставалась прочная связь. Однако великая княгиня не рассказывала ему всей правды. Она старалась не упоминать в письмах о своих отношениях с Григорием Орловым, включая свою беременность и рождение ребенка от Орлова. Если Станислав и знал о Григории из других источников, он убедил себя, что этот грубый, необразованный солдат не мог стать для нее чем-то большим, нежели предметом страсти. А когда Екатерина заняла трон, и ее муж умер, он перестал думать об Орлове и продолжал считать дни до тех пор, пока она призовет его к себе.

Екатерина, знавшая о его чувствах или же подозревая нечто подобное, пыталась предостеречь его. 2 июля 1762 года она писала ему:

«Я настоятельно прошу вас не приезжать сюда, поскольку ваш визит в данных обстоятельствах может быть опасен для вас и причинит серьезный вред мне. Мое восшествие стало настоящим чудом. В подобное единогласие трудно поверить. Я полностью погружена в работу и не могу посвятить себя вам. Всю свою жизнь я буду служить вам и уважать вашу семью, но в данный момент очень важно не вызывать подозрений. Я не спала три ночи и за четыре дня ела всего два раза. Прощайте. Будьте здоровы! Екатерина».

Письмо было написано с нежностью, но его тон безошибочно указывал на эмоциональный разрыв. Ее следующее письмо, написанное месяц спустя, было посвящено перевороту и смерти Петра III и содержало заявление о том, что она посылает графа Кейзерлинга с миссией сделать Станислава королем. К тому времени необходимо было подавить в Станиславе всякие надежды на их скорое воссоединение как любовников и будущих супругов.

«Я вас прошу воздержаться от поездки сюда. <…> Я получила ваше письмо. Правильная переписка была бы подвержена тысяче неудобств, а я должна соблюдать двадцать