По иронии даже прошлой ночью родители не спали в одной кровати. Мама осталась с тобой в больнице, а мы с папой вернулись домой. Хотя Гай Букер сказал, что заедет за мной и отвезет в суд, я прикинула, что могу доехать и с отцом, сделать вид, что меня насильно тянут туда. Мы с Гаем договорились, что чем дольше будем держать в тайне мои показания, тем лучше.

Мой отец, который уже побывал свидетелем, теперь сидел на галерке зала суда, а я осталась одна в холле — идеально. Я дрожала, находясь рядом с приставом.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я кивнула:

— Нервы, — а потом услышала голос Гая Букера.

— В качестве свидетеля защита приглашает Амелию О’Киф.

Меня завели внутрь, но вдруг начался ад. Марин и Гай вскочили с мест и принялись спорить. Мама рыдала. Отец встал и изогнул шею, пытаясь отыскать меня взглядом.

— Вы не можете вызвать Амелию, — возразила Марин.

Букер пожал плечами:

— Почему? Именно вы добавили ее в список свидетелей.

— Есть ли причина, по которой вы вызываете свидетеля, — спросил судья Геллар, — кроме той, что вы просто хотите утереть нос адвокату истца, что имеете такое право?

— Да, Ваша честь, — ответил Букер. — Мисс О’Киф обладает информацией, которую обязан услышать суд, учитывая всю подоплеку иска о неправомерном рождении.

— Хорошо, — сказал судья. — Приведите ее.

Когда я вышла вперед, то ощутила на себе все взгляды. Они словно прожигали дыры, и вся моя уверенность стала исчезать. Проходя мимо мамы, я услышала, как она шепчет Марин:

— Вы же обещали. Говорили, что это для подстраховки…

— Я понятия не имела, что он так поступит, — прошептала Марин. — Вы знаете, что она собирается сказать?

И тут я оказалась в маленькой деревянной клетке, как диковинка, которую под микроскопом изучал суд. Мне принесли Библию и заставили поклясться. Гай Букер улыбнулся мне:

— Можешь сказать, кто ты, для отчетности?

— Амелия, — сказала я, облизывая пересохшие губы. — Амелия О’Киф.

— Амелия, где ты живешь?

— Нью-Гэмпшир, Бэнктон, улица Страйкер-лейн, дом сорок шесть.

Слышал ли он биение моего сердца? В моей груди оно стучало, как барабан.

— Сколько тебе лет?

— Тринадцать.

— И кто твои родители, Амелия?

— Шарлотта и Шон О’Киф. Уиллоу — моя сестра.

— Амелия, можешь ли ты своими словами объяснить суть этого иска?

Я не могла посмотреть на маму. Закатала рукава, потому что шрамы уже горели.

— Мама считает, что Пайпер должна была раньше узнать, что с Уиллоу была проблема, и сказать ей. И потом она бы сделала аборт.

— Ты думаешь, твоя мама говорила правду?

— Протестую! — вскочила со своего места Марин, заставив меня вздрогнуть.

— Протест отклоняю, — сказал судья. — Амелия, ты можешь ответить.

Я покачала головой:

— Знаю, что нет.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я слышала, как она говорила об этом, — сказала я так тихо, как только могла.

Мне не следовало подслушивать, но иногда это единственный способ выяснить правду. И хотя я бы не призналась, я испытывала необходимость защищать тебя. Ты казалась такой подавленной после последнего перелома и операции, и когда ты сказала «мама хочет избавиться от меня», мои внутренности вдруг превратились в желе. Мы все защищали тебя по-своему. Папа бушевал, злился на все, что делало твою жизнь сложнее. Мама, очевидно, оказалась настолько глупой, что решила обменять все на твое благополучие в будущем. А я создала скорлупу вокруг себя, чтобы, когда ты страдала, я делала вид, что меня это не касается.

— Никто не выбрасывает тебя, — сказала мама, но ты уже рыдала.

— Мне жаль, что я сломала ногу. Я думала, что если ничего не сломаю, то ты решишь, я такая же, как все дети…

— Несчастные случаи бывают, Уиллоу. Никто не винит тебя.

— Ты винишь. Ты хотела бы, чтобы я не рождалась. Я слышала, как ты говорила это.

Я затаила дыхание. Мама могла сказать себе что угодно, лишь бы уснуть ночью, но она не стала бы никого дурачить, особенно тебя.

— Уиллоу, — сказала мама, — послушай меня. Все допускают ошибки… включая меня. Мы говорим и делаем то, чего не хотим. Но ты никогда не была ошибкой. Я ни за что на свете не хотела бы жить в этом мире без тебя.

Меня словно прибили гвоздем к стене. Если это правда, тогда все, что произошло за последний год, — этот иск, потеря друзей, разрыв родителей — все это впустую.

Если это правда, значит мама все это время врала.

Шарлотта

У всего есть своя цена. Вы можете родить прекрасную девочку, но узнать, что она инвалид. Вы перевернете небеса и землю, чтобы сделать этого ребенка счастливее, но сделаете несчастными мужа и другую дочь. Нет никаких космических весов, на которых можно взвесить свои поступки, вы слишком поздно узнаете, какой выбор может нарушить хрупкий баланс.

Как только Амелия закончила говорить, судья повернулся к Марин:

— Мисс Гейтс, у вас есть вопросы?

— У меня нет вопросов к свидетелю, — сказала она, — но я хочу вновь вызвать Шарлотту О’Киф для дачи показаний.

Я уставилась на нее. Марин ничего мне не шепнула и не написала, поэтому я просто осторожно и неуверенно встала. Амелию провел мимо меня пристав. Она плакала.

— Прости, — беззвучно произнесла она.

Напряженная до предела, я села на деревянный стул. «Переходи сразу к сути», — снова и снова повторяла Марин. Но мне становилось сложнее вспомнить, в чем же суть.

— Вы помните разговор с дочерью, который она сейчас упомянула? — спросила Марин, и ее голос ранил, точно пуля.

— Да.

— И какие были обстоятельства?

— Мы только привезли Уиллоу из больницы, после первого дня показаний здесь. Она так сильно сломала бедренную кость, что нуждалась в операции.

— Вы были подавлены?

— Да, — сказала я.

— А Уиллоу?

— Очень.

Марин подошла ко мне, ожидая, когда я посмотрю на нее. И я увидела в ее глазах ту же скрытую тревогу, которую заметила и во взгляде Амелии, когда та уходила с места свидетеля, и в Шоне — вскоре после того, как днем ранее опустел зал, в тебе — в ту ночь, когда состоялся этот разговор. Это был скрытый страх, что ты недостаточно хорош для тех, кого любишь. Может, я и сама это чувствовала и поэтому начала этот процесс несколько месяцев назад. Когда ты будешь оглядываться на свое детство, то не станешь винить меня, что я привела тебя в мир, полный боли. Но любовь заключается не в жертвенности и не в том, что ты не оправдываешь ожиданий окружающих. По определению любовь