— Там! Скорее! — только и сумел выговорить он непослушными губами, указывая куда-то рукой.

Следом за ним я выскочил на улицу. Я уже знал. Я знал.

Мы свернули в сумрачную арку. Она лежала ничком на сером грязном асфальте, в ярко-желтой задравшейся майке, раскинув тонкие беззащитные руки и уткнувшись щекой в лужу растекавшейся красной крови. Еще одна кровавая лужа расползалась сбоку. Ей выстрелили сначала в спину, а когда она упала, добили в затылок. Светлые, блестящие волосы тоже были в крови и растрепались. Рядом уже стояло несколько зевак, охая и переговариваясь. Перепуганный Николай шагнул мне навстречу, словно пытаясь загородить ее.

Все качнулось и тяжело поплыло перед моими глазами. Я видел ее хрупкую, разметавшуюся фигуру, белую полосу тела между сбившейся желтой майкой и бледно-голубыми джинсами, подвернутый внутрь носок длинной ноги в светлой плетеной босоножке. Валявшиеся рядом ключи от машины, темную неровную поверхность асфальта, по которому медленно и густо пробиралась красная кровь, заполняя мелкие ямки. И почему-то начищенные черные ботинки Гоши с запыленными каблуками. Это все было не со мной. И не с ней.

Мне показалось, что кто-то грузно давил мне на плечи. Я опустился рядом с Ириной, убрал с ее бледного фарфорового профиля светлую прядь рассыпавшихся волос, коснулся пальцами гладкой кожи на впалой щеке и взял ее за легкую, прохладную неподвижную руку с ярким красным маникюром.

— Мы выстрелы услышали, прибежали, а тут, вот… — донесся до меня откуда-то издалека голос Гоши.

Я не слушал. Что-то по-прежнему клонило меня вниз, и я лег рядом с ней на жесткую землю, обняв ее за плечи, как это всегда раньше делала она, прежде чем заснуть. Я вдохнул тонкий запах роз от ее волос, почувствовал грудью мокрое, понял, что ее кровь пропитала мне рубашку, и закрыл глаза.

И все будто оборвалось во мне. Словно умерло. Я не очень хорошо помню, что было потом. «Скорая помощь», милиция, носилки, многочасовые допросы. Как вы здесь оказались? Вы ее друг или сожитель? Я ее друг или сожитель. Сегодня она должна была переехать ко мне. И раздавленная горем мать.

Вечером, отключив все телефоны, я один лежал у себя дома, уставясь в потолок невидящим взглядом. Я не мог ни говорить, ни двигаться, ни думать. Временами что-то вспыхивало внутри, я начинал спорить не то с ней, не

то с самим собой, доказывал и убеждал, потом спохватывался, что это ничего не меняет, и бросал.

— Андрей Дмитриевич! — услышал я снизу робкий голос охранника. — Тут к вам человек приехал!

— Я же сказал, никого не пускать! — пробормотал я. У меня не было сил злиться. Мне даже дышать было трудно от невыносимой тупой тоски.

— Он уже вошел, — виновато проговорил охранник.

— Братан, это я, — раздался тревожный голос Быка, и через минуту он возник на пороге комнаты. — Как ты?

Я стиснул зубы и посмотрел на него почти с ненавистью. Он был бандит. Один из тех, кто… Он сразу все понял.

— Братан, это не мы, клянусь! — торопливо проговорил он, прижав руку к груди. — Собирайся, поедем разбираться!

На сей раз он был на спортивной «БМВ» и сам сидел за рулем. Я не стал брать охрану, и мы вдвоем молча летели на сумасшедшей скорости по ночной трассе. Нарушая все возможные правила, мы ворвались в город и с визгом затормозили у Служебного входа в ночной клуб.

Несколько бандитов уже поджидали нас.

— Привезли? — коротко осведомился Бык.

— Внизу, — ответил один из них, оглядываясь по сторонам.

— Звоните человеку! — бросил Бык, и мы вошли внутрь.

Все в той же комнате без окон, у стола сидел бледный и осунувшийся Собакин. Увидев нас, он нервно вскочил и, протягивая руку, метнулся навстречу.

— Что-то случилось? — спросил он севшим от волнения голосом. Его кадык дернулся. Синие глаза смотрели отчаянно. — Мне сказали, срочно!

Бык, не отвечая на приветствие, прикрыл дверь, подвинул стул к стене и сел. Я последовал его примеру. Собакин еще некоторое время постоял посреди комнаты, потом растерянно опустил руку и вернулся на место.

— Я не понимаю, — пробормотал он, шмыгнув носом. Ему никто не ответил. Воцарилась гнетущая тишина.

— Что-то не так? — сделал еще одну слабую попытку Собакин. И снова его вопрос повис в воздухе.

Бык откинул голову назад и прикрыл глаза, словно задремал. Я смотрел на Собакина, который пальцем рисовал на столе какие-то фигуры. В тяжелом, напряженном молчании мы провели не меньше пятнадцати минут.

Потом дверь открылась, и в комнату грузно шагнул Ильич. При виде его огромной неспешной фигуры, на лбу у Собакина сразу выступила испарина. Непослушными руками он хотел закурить, но зажег сигарету не с того конца и тут же погасил ее в пепельнице.

— Ну? — обратился к Собакину Ильич, глядя на него своим неподвижным стальным взглядом. — Говори.

— Что происходит? — пролепетал Собакин. — Тут какое-то недоразумение… Мне сказали, что есть разговор, я приехал… — Он осекся и сглотнул.

Лицо Ильича оставалось непроницаемым, каменным.

— Сколько ты отдал за нее? — холодно осведомился Ильич.

Глаза Собакина широко распахнулись.

— За кого? — воскликнул он. — О ком ты говоришь, Сережа?

Не отвечая, Ильич повернулся к Быку и едва заметно кивнул. Бык вздохнул и достал из-за пояса пистолет. Будничным движением он снял его с предохранителя и взвел курок.

Лицо Собакина потемнело от ужаса. Его рубашка сразу взмокла, и мне показалось, что я чувствую его липкий запах.

— Кровищу потом отмывать! — проворчал Бык. — Вот чего я не люблю в этом деле.

Не вставая со стула, он лениво поднял пистолет.

— Не стреляй! — крикнул Собакин сорвавшимся голосом. — Двенадцать тысяч! Я отдал двенадцать тысяч долларов!

— Много, — задумчиво прокомментировал Ильич. — Кому?

— Косте! Косте! — выкрикивал Собакин. Бык все еще держал его на прицеле. — Ее охраннику! Он сам предложил. Он хотел ей отомстить! Костя! Она его выгнала! Обманула! Как и меня!

Колени и руки у него дрожали.

— А за Хасана? — размеренно и монотонно продолжал допрос Ильич, не сводя с Собакина взгляда.

Я не ожидал такого вопроса. Если бы Ильич не был бандитом, он был бы следователем.

— Хасанова не я… заказывал! — прошептал Собакин еле слышно. Но он лгал. И это все видели.

Бык вздохнул и начал вставать. Собакин сорвался с места и отскочил к стене.

— Двадцать тысяч! — взвизгнул он. — Не надо стрелять! Пожалуйста!

— Тоже Косте? — снова подал голос Ильич. Собакин что-то прохрипел и торопливо закивал.

— Рассказывай! — коротко приказал Ильич. Собакин обеими руками вытер пот с лица.