Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он ненавидит меня, – возразил я, – и ничего мне не даст.
– Он даст тебе силу, – упрямо повторила она.
Я уставился на Исеулт, а она смотрела туда, где облака встречались с волнами. Ее черные волосы свободно струились по плечам, и их шевелил морской ветер.
– Брат говорит, Альфред даст тебе силу. Ты вернешь свой родной дом, а твоя женщина будет созданием золота, – сказала она.
– Моя женщина?
Исеулт печально посмотрела на меня.
– Вот. Теперь ты знаешь! – Она ударила пятками коня, пустив его галопом вдоль гребня холма; волосы ее развевались на ветру, а глаза были мокрыми от слез.
Я хотел знать больше, но Исеулт заявила, что рассказала мне все, что видела во сне, и мне пришлось удовольствоваться этим.
К концу лета мы выгнали свиней в леса, чтобы подкормить их буковыми орешками и желудями. Я закупил мешки соли, потому что близилось время забоя и мясо наших свиней и телят следовало засолить в бочках на зиму. Кое-какие запасы провизии мы получим от тех, кто арендовал землю на окраинах нашего поместья, – и я навестил их, дабы напомнить, что жду платы пшеницей, ячменем и скотом. На всякий случай, не желая, чтобы арендаторы попытались меня одурачить, я купил у кузнеца в Эксанкестере дюжину хороших мечей и вооружил ими своих людей.
Мы вовсю упражнялись с этим оружием, а дни тем временем становились все короче. Милдрит могла не верить в надвигающуюся войну, но я сомневался, что Бог умиротворил сердца датчан.
Поздняя осень принесла в Окстон проливной дождь и гостя – местного шерифа. Шерифа звали Харальдом, на него возлагалась обязанность поддерживать мир в Дефнаскире. Он явился верхом, в сопровождении шестерых всадников – все в кольчугах и шлемах, с мечами и копьями.
Я ждал гостя в большом зале, заставив его спешиться и войти в продымленный полумрак. Шериф вошел осторожно, ожидая засады, потом его глаза привыкли к сумраку, и он увидел, что я стою у центрального очага.
– Именем короля тебя вызывают на суд, – сказал он.
Его люди вошли вслед за ним.
– Ты принес в мой дом мечи? – спросил я.
Харальд осмотрелся и увидел моих людей, вооруженных копьями и топорами: заметив вдали всадников, я собрал их и приказал вооружиться. Харальд слыл в округе благоразумным и честным человеком и знал, что вторжение в чужой дом с оружием может кончиться убийством.
– Ждите снаружи, – велел он своим людям, а я жестом приказал моим опустить оружие.
– Именем короля… – снова начал Харальд.
– Я слышал тебя, – перебил я.
– На тебе долг, который следует оплатить, – продолжал шериф, – а еще – смерть человека, которую надо возместить.
Я ничего не ответил.
Одна из моих гончих тихо зарычала, и я положил руку ей на голову, чтобы заставить замолчать.
– Суд состоится в День Всех Святых, – сказал Харальд, – в кафедральном соборе.
– Я буду там, – ответил я.
Он снял с головы шлем, продемонстрировав обрамленную русыми волосами лысину величиной с тарелку. Шериф был лет на десять старше меня, высокий, а на руке, в которой держат щит, у него не хватало двух пальцев. Слегка хромая, он зашагал ко мне; я успокоил гончих и ждал.
– Я был в Синуите, – негромко проговорил он.
– Я тоже, – отозвался я, – хотя кое-кто и пытается убедить всех в обратном.
– Я знаю, что ты там был, – сказал он.
– Да неужели? – спросил я издевательски.
Он не обратил внимания на мою грубость. Шериф отнесся ко мне с сочувствием, однако я был слишком горд, чтобы это оценить.
– Олдермен послал людей, чтобы завладеть твоим поместьем, как только закончится суд, – предупредил он.
Кто-то за моей спиной в ужасе охнул, и я понял, что в большой зал вошла Милдрит. Харальд поклонился ей.
– Наш дом отберут? – спросила Милдрит.
– Если долг не будет уплачен, землю отдадут церкви, – ответил Харальд.
Он уставился на свежесрубленные стропила, будто гадая, зачем я построил дом, если над поместьем нависла угроза превратиться в собственность монастыря.
Милдрит подошла и встала рядом со мной. Ее явно расстроило то, что шериф привез вызов в суд, но она изо всех сил старалась держать себя в руках.
– Примите мои соболезнования по поводу кончины вашей супруги, – сказала она Харальду.
Его лицо исказило страдание, он перекрестился.
– Бедняжка долго болела, моя госпожа. Думаю, Господь явил милость, призвав ее к Себе.
Я не знал, что шериф вдовец, но меня это и не слишком интересовало.
– Она была хорошей женщиной, – сказала Милдрит.
– Это верно, – кивнул Харальд.
– Я молюсь за упокой ее души.
– Благодарю вас, – проговорил шериф.
– Я молюсь и за здравие Одды Старшего, – продолжала Милдрит.
– Слава богу, он жив. – Харальд снова перекрестился. – Но Одда слаб и очень страдает. – Шериф прикоснулся к своей голове, чтобы показать, куда именно ранили Одду Старшего.
– Итак, кто же будет судьей? – резко спросил я, вклинившись в их разговор.
– Епископ, – ответил Харальд.
– Не олдермен?
– Олдермен в Сиппанхамме.
Милдрит настояла на том, что Харальда и его людей надо накормить и напоить элем. Моя жена и шериф долго беседовали, делясь семейными новостями и новостями о соседях. Они оба были уроженцами Дефнаскира, а я – нет, поэтому почти не знал людей, о которых они говорили, однако мигом навострил уши, когда Харальд упомянул, что Одда Младший женится на девушке из Мерсии.
– Его невеста здесь в ссылке вместе со своей семьей, – пояснил он.
– Она хорошего происхождения? – спросила Милдрит.
– Очень хорошего, – кивнул Харальд.
– Желаю им большого счастья, – явно искренне произнесла Милдрит.
Она и сама была счастлива в тот день, оттаяв душой в компании Харальда, хотя после его отъезда стала бранить меня за грубость.
– Харальд – хороший человек, – настойчиво говорила она. – Добрый. Он мог бы дать тебе толковый совет. Он мог бы помочь тебе!
Я не обратил внимания на ее слова, но два дня спустя отправился в Эксанкестер вместе с Исеулт и всеми своими людьми. Считая Хэстена, у меня было теперь восемнадцать воинов – и я вооружил всех, дал им щиты и кожаные плащи и провел через ярмарку, которую традиционно устраивали во время заседаний суда.
Чего только не было на этой самой ярмарке: жонглеры и акробаты на ходулях, фокусники, глотавшие огонь, и танцующие медведи, певцы и арфисты, рассказчики историй и нищие, овцы и козы, крупный скот, свиньи, гуси, утки и куры. Там продавались отличные сыры, копченая рыба, свиное сало, горшки с медом, целые подносы яблок и корзины персиков.