И Соединенные Штаты, и Китай стали отходить от прежнего построения, когда они видели себя в качестве стратегических партнеров, сталкивающихся с общей жизненной угрозой. Теперь же с уменьшением советской угрозы Китай и Соединенные Штаты стали фактически партнерами по интересам в отдельных вопросах.

Во время пребывания Рейгана у власти не происходило никаких новых фундаментальных напряженностей, а унаследованные от прошлого проблемы типа тайваньской решались относительно спокойно. Рейган продемонстрировал характерную для него энергичность во время государственного визита в Китай в 1984 году: в нескольких случаях вставлял фразы из классической китайской поэзии и старинного пособия по гаданию «Ицзин», или «Книги перемен», стараясь описать отношения сотрудничества между Соединенными Штатами и Китаем. Он пытался произносить больше фраз на пекинском диалекте китайского языка, чем кто-либо из его предшественников, и даже цитировал китайские идиоматические выражения «тунли хэцзо» («всестороннее сотрудничество») и «хуцзин хухуэй» («взаимное уважение, взаимное благоприятствование») для характеристики американо-китайских отношений[594]. И тем не менее Рейгану не удалось установить такой высокий уровень тесных связей с кем-либо из китайских партнеров, какой у него сложился с Накасонэ; если на то пошло, то ни один американский президент не имел таких связей с китайскими коллегами. Во время его визита не было предложено для урегулирования каких-либо крупных проблем, а визит в целом ограничился обзором международного положения. Когда Рейган подверг критике некую неназванную «крупную державу» за концентрацию войск на границе с Китаем и угрозы в адрес соседей, то эту часть его выступления изъяли из передач китайского вещания.

К концу президентского срока Рейгана в Азии укрепилась самая спокойная за десятки лет ситуация. Полвека войн и революций в Китае, Японии, Корее, Индокитае и прибрежных районах Юго-Восточной Азии уступили место системе азиатских государств в духе Вестфальского урегулирования по примеру суверенных государств, возникших в Европе в конце Тридцатилетней войны в 1648 году. За исключением периодических провокаций со стороны обнищавшей и изолированной Северной Кореи и партизанского движения против советской оккупации в Афганистане, Азия стала теперь миром отдельных государств, имеющих собственные правительства, признанные границы и почти универсальное негласное соглашение об отказе от вмешательства во внутренние дела политических и идеологических группировок. Проекты экспорта коммунистических революций — активно осуществлявшиеся то китайскими, то северокорейскими, то вьетнамскими поборниками — закрылись. Сохранялось равновесие между различными центрами сил, частично из-за ослабления сторон, частично из-за американских (а затем и китайских) усилий отбить охоту у некоторых желающих добиться господствующего положения. При таких обстоятельствах стала укореняться новая эра азиатских экономических реформ и процветания — эра, в XXI веке вполне способная вернуть региону историческую роль самого производительного и процветающего континента в мире.

То, что Дэн Сяопин назвал «Реформа и открытость для внешнего мира», являлось не только экономическим делом, но и духовным устремлением. Во-первых, оно включало в себя стабилизацию обстановки в обществе, находившемся на грани коллапса, и, во-вторых, поиск внутренних сил для продвижения новыми методами, не имевшими прецедента в истории коммунизма или Китая.

Унаследованная Дэн Сяопином экономическая ситуация приближалась к отчаянной. Коллективизированная сельскохозяйственная структура Китая едва поспевала за нуждами огромнейшего населения. Потребление продовольствия на душу населения находилось примерно на уровне начального периода прихода к власти Мао Цзэдуна. Говорят, будто один из китайских руководителей признался, что 100 миллионов китайских крестьян — около половины всего населения Америки в 1980 году — не имели достаточно пропитания[595]. Катастрофическими были последствия прекращения функционирования школьного образования в годы «культурной революции». В 1982 году 34 % рабочей силы Китая имело только начальное школьное образование, 28 % считалось «неграмотными или малограмотными»; только 0,87 % китайской рабочей силы имело среднетехническое образование[596]. Дэн Сяопин требовал за короткий период добиться ускоренного экономического роста, но сталкивался с проблемой того, как преобразовать необразованную, изолированную и по-прежнему в большинстве своем обедневшую массу населения в рабочую силу, способную взять на себя производительную и конкурентную роль в мировой экономике и выдержать периодические перегрузки.

Традиционные инструменты, доступные тем, кто проводит реформу, сами собой представляли проблему. Настойчивые призывы Дэн Сяопина к модернизации Китая путем открытия для внешнего мира относились к той же серии усилий, затруднявших действия реформаторов с первых попыток осуществления реформ во второй половине XIX века. Тогда препятствием являлось нежелание отказаться от образа жизни, ассоциируемого китайцами с тем, что как раз определяло особую сущность Китая. Сейчас же речь шла о том, как преодолеть практику, с которой действовали все коммунистические общества, сохраняя философские принципы, на чьих основаниях строилась общность социума со времен Мао Цзэдуна.

В начале 1980-х годов централизованное планирование оставалось действующим способом всех коммунистических обществ. Их неудачи были очевидны, но лечение оказалось трудным. На стадии развития того времени все коммунистические стимулы оказались неработающими, воспроизводя застойные явления и не поощряя инициативу. В экономиках с централизованным планированием товары и услуги распределялись чиновничьим решением. В течение определенного периода времени установленные административным распоряжением цены теряли свою связь с себестоимостью. Ценовая система становилась средством извлечения средств у населения и определения политических приоритетов. По мере ослабления террора, с чьей помощью и установили эту власть, цены превращались в форму дотаций и становились способом завоевания народной поддержки в пользу коммунистической партии.

Оказалось, что и при коммунизме трудно отменить экономические законы. Кто-то должен платить за реальную стоимость. Наказанием за централизованное планирование и систему дотаций при ценообразовании стали плохое управление, недостаток инноваций и сверхзанятость — другими словами, стагнация и падение дохода на душу населения.

Более того, централизованное планирование давало мало стимулов для повышения качества и нововведений. Поскольку все, что произведет директор, будет закуплено соответствующим министерством, качество не принималось в расчет. Инновации на деле не поощрялись, ведь из-за них нарушалась вся система планирования.