На ранних стадиях осуществления реформы имело место слияние проблем планирования с проблемами рынка. Попытка заставить цены отражать себестоимость неизбежно вела к росту цен, по крайней мере кратковременному. Реформа цен вызывала ажиотаж в стремлении приобрести товар до его дальнейшего подорожания, создавая порочный круг затоваривания и растущей инфляции.

В сентябре 1987 года Чжао Цзыян определил поворот к опоре на рыночные рычаги для примерно половины ВВП. Помимо технических экономических вопросов, это требовало значительных преобразований командной системы. Предстояло сделать больший упор, как и в европейских странах, на непрямом контроле за экономикой через поступление денежной массы, вмешательство с целью недопущения депрессии. Многие центральные организации в Китае следовало упразднить, а функции иных изменить. Для реализации этого процесса было приказано провести переаттестацию членов партии и оптимизацию бюрократического аппарата. Поскольку это затронуло 30 миллионов человек и проводилось теми же людьми, чью деятельность предполагалось изменить, возникло множество проблем.

Относительная успешность в проведении экономической реформы вела к созданию очагов, ставших впоследствии центрами недовольства. А правительство столкнулось с падением доверия к нему со стороны политических кадровых работников, чьим должностям угрожала реализация реформы.

Применение системы двух видов цен открывало простор для коррупции и семейственности. Поворот к рыночной экономике на деле увеличил возможности для коррупции, по крайней мере в переходный период. Сосуществование двух экономических секторов — сокращающегося, но все еще очень мощного общественного сектора и растущей рыночной экономики — стало причиной появления двух видов цен. Беспринципные чиновники и предприниматели, таким образом, могли перемещать товары между двумя секторами с целью личного обогащения. Часть дохода в частном секторе в Китае, несомненно, являлась результатом взяточничества и семейственности.

Непотизм — в любом случае особая проблема в такой ориентированной на семью культуре, как китайская. Во времена беспорядков китайцы обращались к своим семьям. Во всех китайских обществах — что в материковом Китае, что на Тайване, в Сингапуре или Гонконге — главным является опора на членов семьи, которые, в свою очередь, получают выгоду путями, определенными семейными критериями, а не какими-то абстрактными рыночными силами.

Рынок сам по себе вызывал недовольство. Рыночная экономика со временем увеличивает общее благосостояние, но суть конкуренции состоит в том, что кто-то побеждает, а кто-то терпит поражение. На ранних стадиях рыночной экономики количество победивших способно быть несоизмеримо большим. Потерпевшие поражение склонны винить «систему», а не собственный провал. И зачастую они правы.

На обывательском уровне ожидания китайцев в отношении жизненных стандартов и личных свобод от экономической реформы возросли, но в то же самое время создались напряженность и неравенство, которые, как полагали многие китайцы, должны были быть исправлены только благодаря установлению политической системы, более открытой и беспристрастной в плане долевого распределения. Китайское руководство все сильнее раскалывалось из-за политического и идеологического курса Китая. Пример реформ Горбачева в Советском Союзе накалял страсти в стране. Для некоторых в китайском руководстве «гласность» и «перестройка» стали опасной ересью, сродни хрущевскому отбрасыванию в сторону «сталинского меча». Для других, включая многих из молодого поколения студентов и партийных работников в Китае, горбачевские реформы показали возможную модель для собственного пути Китая.

Экономические реформы, курируемые Дэн Сяопином, Ху Яобаном и Чжао Цзыяном, изменили лицо китайской повседневной жизни. Вместе с тем возвращение феномена, ликвидированного в годы правления Мао Цзэдуна — неравенства в доходах, ярких, а подчас и провокационных одежд, открытой демонстрации предметов «роскоши», — вело к тому, что китайские кадровые работники из числа сторонников традиционализма стали жаловаться на то, что Китайская Народная Республика скатывается в ужасную «мирную эволюцию» в капитализм, когда-то и предсказанную Джоном Фостером Даллесом.

С учетом того, что китайские официальные лица и интеллигенция часто оформляли такие споры в терминах марксистских догм — типа громкой кампании против угрозы «буржуазной либерализации», — раскол в итоге вернулся к вопросу, разделившему Китай еще в XIX веке. Поворачиваясь к внешнему миру, что делает Китай: претворяет свою судьбу или всего лишь совершает моральный компромисс? В чем цель, если вообще есть таковая, учебы на примере западных общественных и политических институтов.

В 1988 году споры велись вокруг телевизионных мини-сериалов, казалось бы, понятных лишь немногим посвященным. В показанном по Китайскому центральному телевидению документальном фильме в шести частях под названием «Песнь о реке» использовалась метафора мутных, медленно текущих вод Хуанхэ («Желтой реки») для утверждения того, что китайская цивилизация оказалась изолированной и загнивающей. Сочетая осуждение традиционной конфуцианской культуры с завуалированной критикой совсем недавних политических событий, фильм призывает Китай к обновлению путем обращения к «синему океану» внешнего мира, включая западную культуру. Серии усилили споры в общенациональном масштабе, включая дебаты на самом высоком уровне китайского правительства. Ортодоксальные коммунисты посчитали фильм «контрреволюционным» и добились его запрета, хотя и только после завершения показа[599]. Споры вокруг судьбы Китая и его взаимоотношений с Западом, периодически возникавшие на протяжении жизни нескольких поколений, возобновились снова.

Трещины в советском монолите стали проявляться в Восточной Европе в начале 1989 года, приведя к падению Берлинской стены в ноябре и в итоге к распаду самого Советского Союза. Но Китай выглядел стабильным, его отношения с остальным миром находились на самом лучшем уровне со времени победы коммунистов в 1949 году и провозглашения Китайской Народной Республики. Отношения с Соединенными Штатами отличались особенно большим прогрессом. Две страны сотрудничали в противодействии советской оккупации Афганистана, Соединенные Штаты продавали значительные объемы разных видов вооружений Китаю, торговля росла, очень часто происходили обмены от членов правительства до взаимных визитов военных кораблей.

Михаил Сергеевич Горбачев, тогда еще возглавлявший Советский Союз, планировал визит в Пекин в мае. Москва по большей части сняла три препятствия, чьих устранений требовал Пекин для нормализации китайско-советских отношений: вывод советских войск из Афганистана, отвод советских войск от границ с Китаем и вывод вьетнамских войск из Камбоджи. В Пекине намечалось проведение нескольких международных конференций — в том числе встречи в апреле совета директоров Азиатского банка развития, многосторонней организации, к которой Китай присоединился тремя годами ранее. Их встреча неожиданно стала фоном для разворачивающейся драмы.