Она пробежалась взглядом по могилам и, бессильно подняв руку, снова уронила на колени – маленький жест смирения и капитуляции.

– После того, как мы положили его тело в джип и накрыли одеялом, Рурк вернулся в квартиру окинуть все последним взглядом. Я осталась внизу. Сзади, в багажной части, лежал железный «башмак» под колеса. Я взяла его и ударила Медоуза по пальцам. Так, чтобы кто-нибудь понял, что это убийство. Я очень хорошо помню этот звук. Треск кости. Так громко, что я даже подумала: Рурк услышал…

– Что насчет Шарки? – спросил Босх.

– Шарки… – задумчиво и даже с некоторым усилием проговорила она, точно выговаривала это имя впервые. – После допроса я сказала Рурку, что Шарки не видел наших лиц там, на плотине. И даже решил, что в джипе сидел мужчина. Но я совершила ошибку. Я рассказала, как мы обсуждали, не следует ли подвергнуть его гипнозу. Хоть я и удержала тебя и была уверена, что ты не станешь это делать без моего ведома, Рурк все равно тебе не доверял. Поэтому он сделал с Шарки то, что сделал. После того, как нас с тобой вызвали на место преступления и я увидела его там, я…

Она умолкла, но Босх хотел знать все.

– Что ты?..

– Через некоторое время я пошла к Рурку и потребовала ответа, сказала, что предам все дело гласности, потому что он стал неуправляем, коль скоро убивает неповинных людей. Он ответил, что теперь уже нет пути назад, что механизм запущен и остановить его невозможно. Что Франклин и Дельгадо уже в туннеле и вне досягаемости. Они отключили рацию, когда закладывали взрывчатку. Иначе это было бы слишком опасно. Он сказал, что операцию уже невозможно остановить так, чтобы не пролилась новая кровь. Потом, на следующий вечер, нас с тобой едва не сшибла машина. Я уверена, что это был Рурк.

Она сказала, что после этого они с Рурком пустились в молчаливую игру взаимного недоверия и подозрений. Операция ограбления депозитария «Беверли-Хиллз сейф энд лок» продолжалась, как было запланировано, и Рурк ловко отговорил Босха и всех остальных от спуска в систему коммуникаций, чтобы те не воспрепятствовали ее проведению. Ему пришлось позволить Франклину и Дельгадо пройти весь путь до конца, пускай даже в сейфовой ячейке Трана уже больше не было бриллиантов. Рурк также не мог позволить себе риск спуститься к ним под землю, чтобы предупредить.

В конце концов Элинор подвела итог: последовала за Босхом в туннель и выстрелила в Рурка. Это и был тот момент, когда он медленно сполз по стене в черную воду, ошеломленно уставившись на свою сообщницу.

– Вот и вся история, – тихо промолвила она.

Помолчав, они встали со скамейки.

– Моя машина стоит вон там, – сказал Босх. – Я отвезу тебя обратно.

Они отыскали на подъездной аллее его автомобиль, и, когда она садилась, Босх заметил, что глаза ее прикованы к свежему холмику на могиле Медоуза. Он спросил себя, наблюдала ли она из окна Федерал-билдинг за тем, как гроб опускали в землю. Подъехав к выходу, Гарри сказал:

– Почему ты не могла оставить все как есть, не ворошить прошлое? То, что случилось с твоим братом, было в другое время, в другом месте. Почему ты не оставила все, как есть?

– Ты не знаешь, сколько раз я спрашивала себя об этом и не знала ответа. Я и сейчас не знаю.

Они стояли у светофора на бульваре Уилшир, и Босх спрашивал себя, что же дальше. И вновь, в который раз, она прочла его мысли, уловила его колебания.

– Ты собираешься доставить меня в участок, Гарри? Знаешь, тебе, вероятно, нелегко будет доказать свою правоту. Все погибли, никого не осталось. Может сложиться впечатление, что ты и сам тоже был сообщником. Хочешь рискнуть, подставить себя под удар?

Он ничего не ответил. Включился зеленый, он поехал к Федерал-билдинг, подрулил к тротуару рядом с утыканной флагами площадкой.

– Если для тебя это имеет какое-то значение… – промолвила она, – то, что было между нами, не являлось частью моего плана. Я знаю, это невозможно проверить, но я хотела сказать…

– Не надо, – оборвал он. – Ничего не говори об этом.

На несколько секунд между ними повисло тяжелое молчание.

– Ты просто так меня здесь отпустишь?

– Я думаю, для тебя было бы лучше всего, Элинор, если бы ты явилась с повинной. Иди найми себе адвоката, а потом приходи с повинной. Скажешь им, что не имеешь отношения к убийствам. Расскажешь о своем брате. Они разумные люди и предпочтут занять сдержанную позицию, избежать скандала. Федеральный атторней[52], вероятно, разрешит тебе подать судебное ходатайство о том, чтобы тебя по упрощенной процедуре судили за менее тяжкое преступление, чем убийство. ФБР поддержит.

– А что, если я не приду с повинной? Ты меня им выдашь?

– Нет. Как ты сама только что сказала, я слишком сильно в этом замешан. Их симпатии не будут на моей стороне.

Он надолго умолк. То, что он намеревался сказать в следующий момент, ему не хотелось говорить, не будучи полностью уверенным в словах. А также в том, что он способен это сделать и сделает.

– Нет, я не стану им тебя выдавать… Но если через несколько дней не услышу, что ты явилась с повинной, я обо всем расскажу Биню. А также Трану. Мне не понадобится ничего им доказывать. Я просто расскажу им эту историю, сопроводив достаточным количеством фактов – так, чтобы они не усомнились в ее правдивости. И тогда знаешь, что они сделают? Они притворятся, будто не понимают, кой черт я им толкую, и велят мне убираться вон. А потом они придут по твою душу, стремясь к той же самой справедливости, какой жаждала ты ради своего брата.

– Неужели ты это сделаешь, Гарри?

– Я сказал, что сделаю. Я даю тебе два дня. Потом иду к ним.

Она посмотрела на него, и выражение боли на ее лице вопрошало: «Почему?»

– Кто-то должен ответить за смерть Шарки, – сказал Гарри.

Она отвернулась, положила руку на ручку двери и стала смотреть в окно машины – на флаги, весело полощущиеся на ветру из Санта-Аны. Не оглядываясь, медленно произнесла:

– Значит, я ошиблась в отношении тебя.

– Если ты имеешь в виду дело Кукольника, то ответ будет – «да». Ты ошиблась.

Она открыла дверь и обернулась к нему с кривой улыбкой. Потом быстро наклонилась и поцеловала в щеку.

– Прощай, Гарри Босх, – сказала она.

Потом, выйдя из машины, некоторое время, словно медля в нерешительности, стояла на ветру у открытой двери, глядя на него. Затем захлопнула дверь. Отъехав, Гарри бросил взгляд в зеркальце и увидел, что она так и стоит на краю тротуара. Она стояла, глядя себе под ноги, как человек, уронивший что-то в водосток. После этого он уже больше не оглядывался.

Наутро после Дня памяти павших Гарри Босх вернулся в больницу имени Мартина Лютера Кинга, где был сурово отчитан своим лечащим врачом, который – по крайней мере так показалось Гарри – испытал извращенное наслаждение, сдирая с его плеча самодельную повязку, а затем промывая рану жгучим солевым раствором. Босху дали два дня на то, чтобы отдохнуть и прийти в себя, а потом на каталке отвезли в операционную – для восстановления целостности мышечных тканей, оторванных пулей от кости.