Лицо Гая исказила гримаса отвращения.

– Осквернение могил – это великий грех.

– Да, да, я полностью согласен с вами. Но кладбище в монастыре Святого Варфоломея так или иначе будет уничтожено. Если мне все-таки повезет и я добуду греческий огонь, я рассчитываю на вашу помощь. Вы сможете исследовать его и определить, из каких элементов он состоит?

– Я всего лишь аптекарь, а не алхимик.

– Уверен, вы проникли в тайны алхимической науки куда глубже, чем большинство тех, кто именует себя алхимиками.

Гай испустил тяжкий вздох и скрестил руки на груди.

– А для чего вам все это, Мэтью? – спросил он.

– Если мне будет известна природа вещества, я смогу понять, что…

– Мэтью, не пытайтесь ввести меня в заблуждение, – резко перебил Гай. – Вы сами сказали, что в раскрытии тайны греческого огня весьма заинтересован Томас Кромвель.

Мой друг широкими шагами пересек комнату, на смуглом лице его застыло суровое выражение, которого я никогда прежде не видел. Наконец он повернулся ко мне.

– Если вы найдете этот проклятый огонь и принесете его мне, я, разумеется, попытаюсь выяснить его состав. Но потом я его уничтожу, так и знайте, – отчеканил Гай. – Если вы полагаете, что я открою Кромвелю этот секрет и тем самым дам ему в руки новое смертоносное оружие, вы глубоко ошибаетесь. Разумеется, если мне станут известны факты, которые помогут поймать убийц, я сообщу вам об этом. Я очень сожалею, Мэтью, но это все, чем я вам могу помочь.

– Я понимаю вас, Гай. И с благодарностью приму вашу помощь, – сказал я и протянул руку.

Гай пожал ее, но взгляд его по-прежнему оставался суровым и непреклонным.

– Святой Георгий из Ниссы как-то сказал, что все науки и искусства, изобретенные человеком, являются попыткой преодолеть смерть, – неспешно произнес он. – Именно такую цель они и должны преследовать. Изобретения, которые влекут за собой разрушения и гибель, – чудовищны и противны самой человеческой природе. Если вы обнаружите формулу, Мэтью, ваш долг ее уничтожить. Этим вы окажете большую услугу миру, где и без того хватает зла.

– Я не могу этого сделать, – покачал я головой. – Я слишком крепко связан с Кромвелем. И я должен помочь своей стране.

– И какое же применение найдут греческому огню Кромвель и король Генрих, люди, которым неведомы ни жалость, ни сострадание? Они и так пролили реки крови. Не сомневайтесь, количество жертв возрастет многократно, когда в их нечестивых руках окажется столь могущественное оружие.

В глазах Гая полыхал холодный гнев.

– Мэтью, сейчас все не так, как в Скарнси. Тогда вы тоже были подручным Кромвеля, но ставили перед собой благую цель: изобличить убийц. Теперь он хочет с вашей помощью получить средство, применение которого грозит человечеству новыми бедствиями и страданиями.

После этих слов в комнате повисло тяжелое молчание.

– А ваш молодой друг, Барак, как он относится ко всему этому? – нарушил тишину Гай.

– Он всей душой предан лорду Кромвелю, – проронил я и внимательно посмотрел на Гая. – Так или иначе, о нашем разговоре он не узнает.

С тяжким вздохом я растянулся на кровати.

– Вы правильно сделали, что попытались меня предостеречь, – сказал я вполголоса. – Признаюсь, мысль о разрушениях, которые повлечет за собой греческий огонь, постоянно приходила мне на ум. Но я гнал ее прочь, потому что моя цель – поймать убийц и найти похищенное. А еще я хочу спасти Элизабет Уэнтворт. Любой ценой.

– Цена может быть слишком высокой. Но когда настанет время выбора, решать придется вам, Мэтью. Никто, кроме Господа, не имеет права вам советовать.

Когда мы с Бараком прибыли на Канцлер-лейн, утро уже сменилось жарким днем. Я постарался открыть входную дверь как можно бесшумнее, надеясь, что нам удастся проскользнуть наверх незамеченными. Давать Джоан объяснения по поводу нашего плачевного вида мне вовсе не хотелось. Я уже повернул к лестнице, как вдруг заметил на столе конверт, надписанный крупным округлым почерком Годфри. Торопливо взломав печать, я пробежал по строчкам глазами.

– Билкнэп вернулся! – сообщил я. – Он в своей конторе. Слава богу, а то я уже начал бояться, что он тоже…

Я осекся, решив умолчать о своих опасениях.

– Надо немедленно послать за Леманом. Когда он придет, все вместе отправимся в Линкольнс-Инн, – предложил Барак.

Тут в кухню вошла Джоан, привлеченная нашими голосами. Глаза у нее полезли на лоб от изумления.

– Сэр, ради бога, что за беда с вами приключилась? – спросила она, и в голосе ее послышаласьдрожь. – Я так волновалась, когда прошлой ночью вы не явились домой.

– Мы были по делам в Куинхите, и там вспыхнул страшный пожар, – сообщил я самым что ни на есть мягким и вкрадчивым тоном. – Мы с мастером Бараком оказались в горящем доме, но, к счастью, выбрались оттуда целыми и невредимыми. Мне очень жаль, Джоан, что в последнее время мы доставляем вам столько беспокойства. Увы, неделя выдалась на редкость тяжелая.

– Да уж, сэр, это сразу видно. Выглядите вы хуже некуда. А что произошло с вашими волосами, мастер Барак?

– Немного обгорели, только и всего. Что, новая прическа не слишком мне идет? – осведомился он и наградил Джоан обворожительной улыбкой – Думаю, мне стоит подстричь волосы с другой стороны, чтобы не пугать детей на улицах.

– Если хотите, я сама попробую подровнять вашу шевелюру.

– Мистрис Вуд, вы служите истинным украшением женской половины человечества, – галантно ответил Барак.

Джоан принесла ножницы и вместе с Бараком поднялась в его комнату, а я тем временем написал записку Леману и приказал Саймону доставить ее в Чипсайд. Затем поднялся к себе в спальню, запер дверь и, совершенно обессиленный, растянулся на кровати. Слова Гая о том, что нынешняя моя цель отнюдь не является благой, упорно вертелись у меня в голове. До сей поры усталость, опасения за свою судьбу и за участь других людей, втянутых в это дело, не позволяли мне предаваться отвлеченным размышлениям. Но что будет, если наши поиски завершатся успехом? Как я поступлю, когда заветная формула окажется наконец в моих руках? На память мне пришло признание несчастной Бэтшебы. Заговор против лорда Кромвеля. Каковы же были истинные планы Майкла и его брата, планы, которым убийцы не дали осуществиться? В мыслях моих царила такая путаница, что я досадливо затряс головой. Лучше не думать о последствиях и просто выполнять намеченное. Сейчас, например, необходимо воспользоваться возможностью застать Билкнэпа в его логове. Сегодня уже пятое июня. Осталось всего пять дней.

В Линкольнс-Инне я оставил Барака и Лемана в своей конторе, а сам пересек внутренний двор и поднялся в контору Марчмаунта. Несмотря на все отвращение, которое внушала мне перспектива столь щекотливого разговора, я должен был вновь задать ему несколько вопросов относительно леди Онор. Однако клерк Марчмаунта сообщил мне, что патрон его отправился в Гетфорд, где собирается выступить на заседании окружного суда, и в конторе появится только завтра. Я мысленно выругался. Три года назад, когда я по поручению лорда Кромвеля расследовал сложное и запутанное дело, все свидетели и подозреваемые, по крайней мере, находились в стенах монастыря и всегда были в моем распоряжении. Сказав клерку, что непременно зайду завтра, я вернулся в свою контору. Леман и Барак коротали время, наблюдая, как Скелли в поте лица трудится, снимая копии со всех документов по делу Билкнэпа. Леман, который сегодня казался куда более уверенным и развязным, спросил, где Билкнэп.