21 марта в 4 часа 40 минут внезапно при полнейшей темноте без пристрелки германская артиллерия открыла ураганный огонь по английским позициям от Краузиля до Ла-Фера. На участке 17-й армии огонь начался с опозданием на 25 минут по техническим причинам, что, впрочем, не имело особого значения. Артиллерия била в полном соответствии с новейшими инструкциями сначала по английским батареям примерно 2 часа, потом по всем оборонительным позициям пехоты, с применением большого числа химических и бризантных боеприпасов. Бризантные снаряды, помимо отравляющих веществ, начинялись и обычной взрывчаткой, многократно усиливая поражающий фактор. От инструкции отступили только в продолжительности артподготовки, увеличив ее на час. Эффект от артиллерийской подготовки превзошел все ожидания. Английские батареи за все пять часов германской артподготовки не ответили ни разу. Что произошло с пехотой, предстояло еще выяснить. И выяснять стали также по-немецки пунктуально в полном соответствии с новыми инструкциями.

В 9 часов 40 минут в густейшем тумане поднялась германская пехота и под прикрытием огневого вала пошла вперед тремя линиями. Именно пошла, не встречая практически никакого сопротивления. Пехота англичан оказалась подавлена или деморализована. В 11 часов рассеялся туман, и в воздух поднялась германская авиация и аэростаты, которые под защитой истребителей быстро наладили эффективную корректировку артогня. К 12 часам германские истребители надежно обеспечили господство в воздухе, и в дело вступила штурмовая авиация, чем еще больше увеличила пробивную мощь германской пехоты.

Все шло по плану, хотя темп наступления несколько ему не соответствовал. В первый день наступления войска 17-й и 2-й армий продвинулись только на 2–4 км. Но зато 18-я армия прорвалась в глубину английской обороны на 7 км. На третий день наступления 17-я и 2-я армии продвинулись-таки на 10 км и преодолели тактическую полосу английской обороны. Зато совсем неожиданно к этому времени 18-я армия углубилась в расположение противника на 20 км, полностью прорвав тактическую зону обороны 5-й английской армии. Войска рижского героя генерала Гутьера, форсировав Сомму и канал Кроза, завязали бои в оперативной полосе. Почему так произошло? Прежде всего, вспомним, что здесь у германцев был не двойное, а тройное превосходство в силах и средствах. Во-вторых, 5-я английская армия сидела на самых слабых в инженерном отношении позициях. И, наконец, успеху Гутьера очень помогли удачные действия штурмовой авиации именно на участках наибольшего английского сопротивления. 22 марта сопротивление 50-й и 61-й английских дивизий в районе Бовуа было сломлено штурмовой атакой с воздуха. 30 штурмовиков «Альбатрос» с высоты 50 метров просто расстреляли обороняющихся. На следующий день эскадрильи штурмовиков ударили одновременно по отходящим войскам, обозам и подходящим резервам. Все смешалось в английской обороне.

Союзники не ожидали от германцев такой прыти и такой мощи. Заволновался всегда невозмутимый фельдмаршал Хейг и потребовал от Петэна помощи крупными силами, наконец, попросил заменить английские войска французскими на участке фронта в 40 км между Соммой и Уазой. Петэн волновался не меньше своего коллеги, опасаясь скорого наступления германцев в Шампани на Париж, и, ссылаясь на это, отказал Хейгу. Главнокомандующие заспорили, а германцы продолжали наступать, подбирались к Парижу и уже образовали разрыв между 5-й английской и 6-й французской армиями. 23 марта они установили в районе Лаона сверхдальние орудия и начали обстрел Парижа. Пушка «Колоссаль», или «Парижская пушка», изготовленная на заводах Круппа, была действительно «чудом техники и науки», как трубили берлинские газеты. Пушка калибра 38 см с длиной ствола 33,5 м, с высшей точкой траектории – 40 км стреляла на дальность до 120 км. Снаряд летел до цели почти 4 минуты. 23 марта трехорудийная батарея выпустила по Парижу 21 снаряд, 18 упало в черте города. Было убито 15 и ранено 36 человек. Практический, военный эффект, может быть, и не так значителен, но моральный просто неоценим. В Париже началась паника, правительство приготовилось уже второй раз за войну переехать в Бордо. Клемансо не паниковал и мобилизовал все оставшиеся в городе автомобили для действующей армии. Хейг и Петэн продолжали спорить, английские и французские войска продолжали отходить, разрыв между ними составлял уже 15 км. Германцам открылась прямая дорога на Амьен, до которого оставалось всего 35 км.

Казалось бы, «вперед и с песнями», но у немцев не было подвижных сил для развития оперативного наступления. Вот когда начинает сказываться стратегический просчет немецких стратегов, о котором мы говорили. К тому же боевые реалии принесли новую задачу. Надо было решать, что делать – остановить наступление 18-й армии и добиться-таки, как было задумано, решительного успеха на правом фланге, или, изменив план, продолжить развивать успех на вспомогательном юго-западном направлении. Вспомните, такая же ситуация сложилась во время нашего знаменитого Брусиловского прорыва, и решена она была не лучшим образом. Германские стратеги переплюнули наших. 23 марта в Авене состоялось совещание начальников штабов групп армий кронпринцев Руппрехта и Вильгельма с участием кайзера. На совещании солировал первый генерал-квартирмейстер и руководитель наступления генерал Людендорф, который уже видел себя победителем. Он предложил, а совещание практически без обсуждения приняло его новый план наступления – обходить оба фланга союзников, громить одновременно англичан и французов, отбрасывая англичан к побережью, а французов к Парижу. Таким образом, усилия наступающих армий раздваивались. Вместо одного решающего удара в северо-западном направлении на Ла-Манш предлагались два, расходящихся по направлениям. Авантюризм чистой воды. Людендорф переоценивал первоначальный успех наступления, не учитывал потенциальных возможностей противника, а главное, не имел достаточных сил и средств не только для двух, но и одного уже проходившего наступления.

Пока военачальники совещались, войска наступали. К концу 25 марта обескровленная 5-я английская армия отходила на северо-запад к Ла-Маншу, а 6-я французская армия – на юго-запад, к Парижу. Клемансо отругал Петэна последними словами, и французские дивизии начали, наконец, спешно на автомобилях перебрасываться на угрожающие участки, с ходу вступая в бой. Но это были всего лишь полумеры. Вот тут и вспомнили о генерале Фоше и его планах. Клемансо моментально забыл свои споры и разногласия со строптивым генералом. Ллойд Джордж искал любого выхода из критической обстановки. 26 марта в Дулоне на конференции представителей правительств и высших военачальников Антанты Фошу поручили координировать действия союзных армий во Франции и Бельгии. Пока не главнокомандующим, но и этого ему хватило, чтобы взять ситуацию на фронте под свой контроль. В тот же день Фош приказывает командующим 5-й английской и 1-й французских армий, а также командующему резервной группой генералу Файолю сосредоточить у Амьена все имеющиеся в распоряжении силы. Английские войска, понесшие большие потери южнее Соммы, заменяются свежими французскими дивизиями. И ситуация на фронте начинает меняться. 27 марта немцы еще атакуют, но уже 28-го в направлении на Аррас 17-я армия героя Капоретто генерала Белова останавливается. 18-я армия другого героя, генерала Гутьера, продвинувшись еще на 14 км, взяла Мондидье. 2-я армия захватила Альбер и переправы через реку Анкр – и все. Крупные французские резервы – 1-я и 3-я армии – развернулись между реками Лис и Уаза, перекрывая дорогу германцам на Париж и Амьен. 28 марта они закрыли брешь между английскими и французскими войсками. Да, германцы могли еще обстреливать Париж и важнейшую стратегическую дорогу, идущую от Парижа к морю через Амьен, но темп всего наступления снизился до того, что бои стали принимать местное значение. Людендорф, оправдываясь, докладывал кайзеру: «Неприятельское сопротивление оказалось выше уровня наших сил. Переход к сражению на истощение был недопустим, ибо таковое противоречило нашему стратегическому и тактическому положению». Еще бы! В 19 часов 25 минут 5 апреля Людендорф отдает приказ о прекращении наступления по всему фронту. «Великая битва во Франции, – заявил Гинденбург, – окончена».