В динамике послышался голос Куприянова.

— Вас понял. Находимся на подъезде к месту происшествия.

Трифонов взял микрофон:

— "Третий", я "первый". Давай, Семен, жми с ребятами к заповеднику, а мы сворачиваем в горы.

— Понял вас, Александр Иваныч.

— А зачем в горы? — удивился проводник, придерживавший рукой овчарку в железном наморднике.

— Ловить черного ангела. У него иногда крылышки вырастают.

Трифонов ткнул пальцем в карту.

— Это самая высокая точка на данной местности. Тут расположена турбаза. Заберемся?

Водитель посмотрел на карту.

— Трудно сказать, товарищ полковник. Тут только тропинки, дорога не обозначена.

— Значит, бегом побежим. Мы должны его опередить. Жми на всю катушку!

Через десять минут машина уткнулась в заваленное дерево.

— Дальше не проедем. Там сплошные завалы и кустарники.

Трифонов открыл дверцу.

— Вперед, мальчики, готовьте оружие. У холма должен быть крутой обрыв. Вверх. Только вверх.

Разворачивающаяся картина вовсе не походила на погоню. Противоборствующие стороны рвались к вершине с разных сторон холма. Светившиеся точки фонарей сближались. Победу определяли секунды. Напряжение достигло своего апогея. Вершина была совсем рядом, когда над группой преследователей пролетела черная тень.

— Вот он! — крикнул Трифонов. — Успел, сукин сын!

Дельтаплан походил на гигантскую летучую мышь.

— Стрелять по крыльям, — приказал полковник. — Снайперу по стойкам!

Раздались автоматные очереди. Гладко и красиво летевшая черная птица вдруг качнулась. Огромное крыло искривилось, и летательный аппарат, делая круговые движения, начал снижаться.

— Там скалы! — крикнул Трифонов.

Яркие дальнобойные лучи фонарей сконцентрировались над падающим дельтапланом. Одно крыло задело макушку дерева. Гончар бросил аппарат и прыгнул в развесистую крону лиственницы.

— Все вниз! Он не должен уйти!

Спуск длился слишком долго. Камни выскакивали из-под ног, рассыпчатые оползни из глины скатывались вниз. Приходилось перепрыгивать через расщелины и цепляться за колючки. Трифонов уже потерял веру в успех операции. Ботинки заполнились песком и отяжелели. Время утекало вместе с быстрыми горными ручьями и не оставляло надежды на победу.

Но на этот раз фортуна улыбнулась полковнику. Луч фонаря выхватил из темноты человека, сидевшего в расщелине у дерева. Гончар держался за ногу и тихо стонал. Его небритое лицо было поцарапано ветками деревьев, которые спасли его от гибели. Рядом лежал обрез, но он и не пытался оказывать сопротивление.

В управление команда победителей вернулась под утро. Дежурный сообщил, что сотрудники УГРО Новгорода нашли Кирилла Жадова, повара Эдуарда Чайки. Жадов сидит в отделении милиции и пишет чистосердечное признание. К семи часам его перешлют факсом в Усть-Лугу.

Феликса Гончара проводили в кабинет следователя. Вскоре подошел Куприянов.

Трифонов долго разглядывал задержанного и наконец сказал:

— Ловкий ты парень. А главное, удача была на твоей стороне. Но сколько веревочке не виться, а конец найдется. Даже если она сделана из особо прочной капроновой нити. Ну что, Феликс, будем играть в несознанку или начнем говорить? Тут в коридоре один уважаемый человек сидит, который был свидетелем, как ты стрелял в охранников. Ему тоже от тебя досталось. Позвать?

— Не надо. Я сам все скажу. Я был обычным исполнителем чужой воли. Приказы отдавала она. Поймайте эту стерву, и у вас волосы дыбом встанут от ее деяний.

Трифонов достал из стола диктофон и снял трубку внутреннего телефона.

— Вызовите ко мне в кабинет стенографистку и, если не трудно, заварите кофе. Побольше и послаще.

Спустя десять минут в руках арестованного находилась кружка с кофе, а он говорил и говорил. Его взгляд уткнулся в пол, и, казалось, он забыл о присутствующих. Иногда он вздрагивал от собственных слов, делал короткий глоток и вновь погружался в свой рассказ.

Автобус на Хельсинки отправился точно по расписанию. Рядом с Ветровым сидел пожилой коренастый мужчина и то и дело отрывал его от мыслей, задавая глупые вопросы из сборника кроссвордов, который он решил разгадать от корки до корки.

За окном шел дождь, серые пейзажи не радовали глаз, но на настроение Ветрова погода не влияла, а когда они миновали таможенные посты и очутились на территории Финляндии, оно еще больше поднялось.

Неугомонный сосед вновь заговорил, но на этот раз его вопрос не относился к кроссворду:

— Вы считаете, что по эту сторону границы дышится легче и свободнее, Максим Данилыч?

Ветров медленно повернул голову и осмотрел соседа. Ничего примечательного. Какой-нибудь майор в отставке, бывший замполит или завхоз.

— Вообще-то меня зовут Романом Михайловичем.

— А меня Алексей Дмитриевич Сычев. Полковник юстиции, старший следователь по особо важным делам.

— И что за особо важные дела погнали вас за кордон в такую погоду?

— Любопытство, господин Ветров. Слабость я имею к неординарным историям.

— Как я слышал, если речь идет о банкире Ветрове, то его убили. Но это, скорее, банальная история.

— Ну если уж быть точным, то Романа Михайловича Сироткина убили летом семьдесят второго года. Правда, я не назвал бы его гибель банальной.

— Боюсь, вы опоздали со своими выводами.

— С выводами невозможно опоздать. Либо они есть, либо их нет. Чем же вам Россия не угодила? Вы же очень богатый человек.

— Россия тут ни при чем. Богатство богатству рознь. Человек не может стать богатым, если у него государство сидит на иждивении. Очень прожорливая обуза. — Он опять посмотрел в окно. Автобус шел на хорошей скорости по идеально гладкой дороге. — Ну хорошо. А какое вам до меня дело, господин Сычев?

— Старая привычка докапываться до истины. Сон потерял.

— Я не верю в истину. В истоки поверить можно. В изначальный этап. Но никто не знает, куда свернет течение и в какое русло вас вынесет.

— Кстати, о русле. Расскажите мне про вашу последнюю жену. Она повлияла на течение или это обычный камень, который воды реки преодолел? Сильная личность, решительная, алчная, смелая и очень настырная. Я уже не говорю о ее изобретательности.

— Хм... А вы наблюдательны. Вам бы в ее автобус попасть, а не в мой. Не по тому следу пошли. — Ветров взглянул на часы. — У... Времени у нас вагон. Извольте. Только взгляд у меня субъективный. Обвинять эту женщину я ни в чем не хочу. Мне кажется, это ваша прерогатива. А для меня она стала самым печальным эпизодом в моей жизни. Началась эта история довольно обыденно, и никто не мог предполагать трагических последствий. Мне до сих пор многое остается непонятным, будто я находился под влиянием каких-то темных сил. Моя жизнь протекала монотонно, скучно и однообразно. Последнее десятилетие я испытывал ужасное одиночество. Вы себе не представляете, что значит жить с душевнобольным человеком. Ты пытаешься делать для него добро, а он смотрит на тебя как на врага. Я женился рано на хорошенькой энергичной девушке. Женился по расчету. Тут скрывать нечего. Вряд ли я смогу утверждать, что любил ее. Но то, что мне пришлось пережить теперь, когда я подошел к полувековому рубежу, совсем другое чувство. Когда в доме появилась Вика, она не произвела на меня особого впечатления. Романтических приключений на мой век хватало. Когда Анастасия стала совсем плоха, наш семейный врач порекомендовал нам сиделку. Хорошая опытная медсестра с солидными рекомендациями. Ее условия меня устраивали, и она вошла в наш дом.