— Аманда, нет у тебя никакого живота.

— Есть, и… Зачем, во имя Иисуса, Марии и Иосифа-Плотника, тывынимаешь патроны?

— Чтобы не прострелить себе коленную чашечку. — Лизи сунулапатроны в карман джинсов. — Перезаряжу его позже. — Хотя могла ли она направитьревольвер на Джима Дули, а потом нажать на спусковой крючок… Лизи не знала.Может, и могла. Если б вспомнила в этот момент консервный нож на своей груди.

Но ты же собираешься от него избавиться. Или нет?

Она определённо собиралась. Он причинил ей боль. Это первыйстрайк. Он представлял собой опасность. Это второй страйк. Она не моглапереложить это дело на кого-то ещё, это третий страйк, и ты вне игры[112].Однако она продолжала смотреть на «Следопыта» как зачарованная. Скотт уделилмного внимания огнестрельным ранам, когда писал один из своих романов(«Реликвии», она в этом почти не сомневалась), и однажды она допустила ошибку,заглянув в папку, набитую жуткими фотографиями. До этого момента она непонимала, как же Скотту повезло в тот день в Нашвилле. Если бы пуля Коулараздробила ребро…

— Почему бы не везти его в коробке из-под обуви? — спросилаАманда, надевая футболку с грубой надписью («ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ ТУДА, ОТКУДА ВОНЯЕТ,— ВСТРЕТИМСЯ В МОТТОНЕ») вместо упомянутой Лизи блузки. — Там лежат и запасныепатроны. Ты можешь заклеить крышку липкой лентой, пока я буду доставать мясо изморозильника.

— Где ты его взяла, Анда?

— Мне его дал Чарльз. — Аманда отвернулась, схватила стуалетного столика расчёску, уставилась в зеркало, начала яростно драть волосы.— В прошлом году.

Лизи положила револьвер, очень похожий на тот, из которогоГерд Аллен Коул стрелял в её мужа, в коробку из-под обуви, посмотрела наотражение Аманды в зеркале.

— Я спала с ним два, иногда три раза в неделю в течениечетырёх лет, — сказала Аманда. — То есть мы были близки. Ты согласна с этим?

— Да.

— Я также четыре года стирала его трусы и раз в неделюсоскребала корки с его скальпа, чтобы перхоть не падала на плечи его тёмныхкостюмов, а это ещё ближе, чем траханье. Что ты на это скажешь?

— Думаю, правота на твоей стороне.

— Да, — вздохнула Аманда. — Четыре года всего этого, и яполучаю открытку от «Холлмарка» в качестве отступных. Нет, не думаю, чтоженщине, которую он привёз с собой, сильно повезло.

Лизи приободрилась. Да, Аманде определённо не требовалосьглотнуть воды из пруда.

— Давай возьмём мясо из холодильника и поедем к тебе, —добавила Аманда. — Я умираю от голода.

Солнце уже заходило, когда они подъехали к «Пательс маркет».Над дорогой высокой аркой стояла радуга.

— Знаешь, что бы я хотела съесть на ужин? — спросила Аманда.

— Нет, что?

— Большущий, во всю сковороду, гамбургер из полуфабриката.Но у тебя дома наверняка ничего такого нет, не так ли?

— Было, — Лизи виновато улыбнулась, — но я всё съела.

— Остановись у «Пательса», — распорядилась Аманда. — Явозьму коробку.

Лизи остановила автомобиль. Аманда настояла на том, чтовозьмёт с собой деньги, она держала их в синем кувшине на кухне, и вытащила изкармана мятую пятёрку.

— Что мне купить, Маленькая? — спросила она.

— Что угодно, только не чизбургерный пирог, — ответила Лизи.

Этим вечером, в четверть восьмого, у Лизи возниклопредчувствие беды. Не впервые. Такое случалось с ней как минимум дважды. Первыйраз в Боулинг-Грин, вскоре после того как она вошла в здание больницы, кудапривезли её мужа, который потерял сознание, выступая на кафедре английскогоязыка и литературы. И, конечно же, предчувствие накатило на неё тем утром,перед полётом в Нашвилл, когда она разбила в ванной стакан для зубных щёток.Третье пришло, когда небо очищалось от грозовых облаков и золотой светзаходящего солнца начал вливаться в разрывы между ними. Они с Амандойнаходились в кабинете Скотта над амбаром. Лизи просматривала бумаги на егостоле, Большом Джумбо Думбо. Из того, с чем успела ознакомиться, самыминтересным оказался конверт с довольно-таки фривольными французскимиоткрытками. На приклеенном к верхней части конверта бумажном прямоугольникеСкотт (его почерк Лизи узнавала без труда) написал: «Кто мне прислал ЭТО???»Рядом с выключенным компьютером стояла коробка из-под обуви, в которой лежалревольвер. Крышку Лизи не сняла, но клейкую ленту отлепила. Аманда прошла вкомнату, где стояли телевизор и музыкальный центр. Время от времени Лизислышала ворчание старшей сестры по поводу царящего там беспорядка: всё лежалоне на своих местах. Однажды Аманда даже задала риторический вопрос: «И кактолько Скотт мог здесь хоть что-то найти?»

Вот тут предчувствие беды и накрыло Лизи. Она задвинулаящик, содержимое которого разбирала, и села на стул с высокой спинкой. Закрылаглаза и просто ждала, а что-то накатывало на неё. Как выяснилось, песня.Ментальный музыкальный автомат включился, и зазвучал чуть гнусавый, но весёлыйголос Хэнка Уильямса, который запел: «Прощай, Джо, нам уже пора, ох, друг мой,нам уже пора, толкай пирогу…»

— Лизи! — позвала Аманда из комнаты, где Скотт обычно слушалмузыку или смотрел фильмы по видику. Если не смотрел их в доме, глубокой ночью,в спальне для гостей. И Лизи услышала голос профессора кафедры английскогоязыка и литературы колледжа Пратта, расположенного в Боулинг-Грин, всего вкаких-то шестидесяти милях от Нашвилла. Чуть дальше длинного плевка, миссис.

«Я думаю, вы должны приехать сюда как можно быстрее, —сказал ей по телефону профессор Мид. — Вашему мужу стало плохо. Боюсь, оченьплохо».

Моя Ивонн, сладчайшая моя, ох, друг мой…

— Лизи! — звонко крикнула Аманда, живая и энергичная.Кто-нибудь мог поверить, что восемью часами раньше она пребывала в глубокойкоме? Нет, мадам. Нет, добрый сэр.

«Духи сделали всё это за одну ночь, — подумала Лизи. — Да,за одну ночь».

Доктор Джантзеи считает, что необходимо хирургическоевмешательство. Без торакотомии[113] не обойтись.

И Лизи подумала: «Парни вернулись из Мексики. Вернулисьобратно в Анарен. Потому что Анарен был их домом».