Но ощущалось это в точности как фугас. Собор содрогнулся, озаряясь слепящим белым светом.

Шатаясь, я поднялся с колен и замер, глядя на противоположный торец нефа. Ударная волна на миг развеяла дым, и в призрачном белом свете стало отчетливо видно все: и объятую пламенем статую над амвоном, тянущую руку к небу, словно утопающий, и скамьи в Детской капелле, где горели странным желтым огнем бесценные мизерикорды, и алтарь в Капелле вязальщиков. А еще ограду Кузнечной капеллы.

– Нед!

Я рванулся туда. Но пробежал всего пару шагов. Собор содрогнулся снова, и перед Кузнечной капеллой прямо на скамьи рухнула горящая балка.

– Нет! – отчаянно завопила Верити. – Стой!

Еще одна балка, укрепленная стальной арматурой по технологии Скотта, повалилась поперек первой, взметнув столб черного дыма, который заволок весь северный торец нефа.

Пусть. Все, что требовалось, я разглядел.

Я метнулся к западному порталу, проскочил через дверь башни и понесся по озаренной огнем лестнице, думая, что же я теперь скажу леди Шрапнелл. За тот краткий миг в яркой вспышке фугаса я успел рассмотреть все: и мемориальные таблички на стенах, и отполированного орла на амвоне, и закоптившиеся колонны. И северный неф, где перед оградой капеллы чернела пустая кованая подставка под вазу.

Значит, его все-таки унесли для сохранности. Или сдали в металлолом. Или продали на барахолке.

– Нед! – крикнула Верити. – Быстрее! Сеть открывается!

Леди Шрапнелл ошиблась. Епископского пенька в соборе не было.

– Нет, – сказал Харрис, – если уж нам нужен отдых и перемена обстановки, то лучше всего прогулка по морю.

«Трое в лодке» Джером К. Джером

Снова в башне – Бочонок амонтильядо – В прачечной, на кухне, в конюшне и в недоумении – Джейн несет ахинею – Узник Зенды – Обморок, на этот раз без участия миссис Меринг – Теренс переосмысливает поэзию – Письмо – Сюрприз – Последний обморок, на этот раз с задеванием мебели – Еще больший сюрприз

Говорят, третий раз – алмаз. Не обязательно. Сеть замерцала, и мы снова оказались в кромешной тьме. Шум стих, хотя дым по-прежнему ел глаза. И похолодало градусов на двадцать. Я высвободил руку, которой обхватывал Верити, и осторожно пошарил сбоку. Каменная кладка.

– Не двигайся. Я знаю, где мы. Я здесь уже был. Это колокольня Ковентрийского собора. В 1395 году.

– Глупости, – заявила Верити, взбираясь выше. – Это винный погреб Мерингов.

Она приоткрыла находящуюся в двух ступенях над нами дверь, и просочившийся внутрь свет обрисовал деревянную лестницу и стеллажи с покрытыми паутиной бутылками.

– Там светло, – прошептала Верити, высовывая голову наружу. – Это выход в коридор рядом с кухней. Будем надеяться, здесь еще шестнадцатое.

– Будем надеяться, здесь еще 1888-й, – поправил я.

Она обвела взглядом коридор.

– Что будем делать? Перебрасываться?

– Нет, кто его знает, куда нас занесет. И сможем ли мы оттуда вернуться. – Я посмотрел на ее оборванное белое платье в пятнах сажи. – Тебе нужно сменить это все. Особенно дождевик родом из 2057 года. Давай его сюда.

Верити высвободилась из плаща.

– Сможешь пробраться к себе незамеченной?

– По черной лестнице, – кивнула она.

– А я пока определю пространственно-временное положение. Встретимся в библиотеке через четверть часа, там и разберемся.

Она отдала мне дождевик.

– Что, если тут уже неделя прошла? Или месяц? Или пять лет?

– Скажем, что побывали на Той Стороне, – пошутил я.

Шутка не удалась. Верити мрачнела на глазах.

– Вдруг Тосси с Теренсом уже поженились?

– Будем решать проблемы по мере поступления. Или наломаем еще дров.

Она все-таки улыбнулась – той самой улыбкой, от которой сердце замирает и будет замирать, сколько ни отсыпайся.

– Спасибо, что отыскал меня.

– К вашим услугам, мисс. Иди переоденься, я за тобой.

– Только ты выжди немного, чтобы нас не увидели вместе.

Верити открыла дверь и выскользнула, а я только теперь спохватился, что не сказал ей того, о чем собирался сказать всю дорогу до четырнадцатого века и обратно.

– Я узнал, почему дневник Тосси…

Но Верити уже поднималась по лестнице в конце коридора.

Я вытряхнулся из комбинезона. Пиджак и брюки под ним почти не пострадали, зато руки – как у трубочиста, лицо, наверное, тоже. Я вытер ладони о комбинезонную подкладку, жалея, что винные погреба не оборудуются зеркалами. Потом свернул обмундирование в узел вместе с дождевиком и утолкал за стеллаж с кларетом.

Осторожно проверив, нет ли кого, я двинулся по коридору. Четыре двери – одна из них должна вести наружу. Последняя, судя по обивке из зеленого сукна, сообщается с господской частью дома. Я открыл первую.

Прачечная. Там громоздились, словно в ожидании Золушки, стопки грязной посуды, пирамиды кастрюль и ряд нечищеных ботинок. Ботинки подсказывали, что хозяева еще в кровати, и это хорошо – Верити не наткнется ни на кого по дороге в комнату, – однако, с другой стороны, что-то здесь не сходится. В первую ночь, контрабандой возвращая Сирила на конюшню, я чуть не столкнулся с Бейном, который спешил расставить начищенную обувь у порога, когда еще не рассвело. А собирал он ее только после того, как все уже улягутся. Но сейчас точно утро: вон как солнце играет на кастрюлях и сковородах.

Как назло, ни газеты, ни других подсказок относительно нашего пространственно-временного положения.

Я посмотрелся в начищенное до зеркального блеска медное дно кастрюли. Через пол-лица, задевая даже усы, тянулась длинная отметина из сажи. Я вытащил платок, поплевал на него, потер щеку, пригладил волосы и вернулся в коридор. Будем рассуждать логически. Если здесь прачечная, то соседняя с ней дверь – кухня, а следующая – выход.

Логика не сработала. За третьей дверью оказалась как раз кухня, в углу которой шептались Джейн с кухаркой. Обе виновато отпрянули в разные стороны. Кухарка метнулась к огромной черной плите и начала что-то энергично помешивать, а Джейн наколола на вилку для жаркого кусок хлеба и поднесла к огню.

– Где Бейн? – спросил я.

Горничная подскочила чуть не до потолка. Хлеб свалился с вилки прямо в пепел, зардевшись, как уголь.

– Что? – пискнула Джейн, выставив перед собой вилку, словно рапиру.

– Бейн, – повторил я. – Мне нужно с ним поговорить. Он в столовой?

– Нет, – испуганно пролепетала Джейн. – И клянусь Святой Богородицей, я понятия не имею, где он, сорр. Он нам ничего не говорил. Хозяйка ведь нас не рассчитает теперь, как думаете?