невинное бдение, обронил пару фраз о погоде и из коридора исчез.

Через полчасика мимо проплыла бесцветная девица — старшая дочь, Мина. Попыталась сквасить меня взглядом, своего не добилась и пустилась барражировать дальше.

— Снуют вокруг как голодные барракуды, — милое присловье Фрезы о вольерных перед обедом тут подходило просто замечательно.

Пока семейство завтракало, я обежал поместье: в ловушки никто не попался, следов не видно, погибших и раненых нет. Плохо было то, что срок зелий начинал истекать, а Арделл всё не было. Я сунулся было в Водную Чашу, но наткнулся в ней на дежурную Уну, которая сходу срезала меня тем, что Гриз Арделл в питомник не возвращалась. Зато Мел вернулась. С тхиорами. Помявшись и покраснев под волосами, Уна мне поведала то, что успела почерпнуть из гневного ора Мел: насчёт разводчика, его гениального помощничка и выведенных тхиоров.

— Арделл-то где? — спросил я больше у себя.

Понятно, где: начальство осенила какая-то догадка, и оно понеслось рыть. Так что я один на неопределенное время.

— Кто из наших еще в поместье?

— Аманда в лекарской, она работает над снадобьем для девочки… Мариэль. Она будет занята еще три или четыре часа. Мел… она устраивает тхиоров. П-просила не беспокоить. — могу представить в каких выражениях, ага. — И Рихард.

Было такое ощущение, что на последнем слове вода в Чаше сейчас покраснеет.

— Про этого я не хочу знать, чем он может заниматься. Свяжи меня с Мел, как она будет посвободнее.

Я и плеснул ладонью по водной глади, прерывая связь.

Еще через пару часиков меня так и не вызвали, и я начал раздумывать уже о том, чтобы напрямую связаться с Арделл, где бы она там ни была. Раздумья были прерваны главой семейства, который выглядел малость разгневанным.

— Хочу, чтобы вы знали, — выдал Фаррейн без предварительных ласк. — Нынче вечером мы попросим вас получить расчет.

Я скорчил мину умеренного недоумения, полагая, что мне сейчас припомнят вонючие ловушки и гибель садовника. Но Фаррейн оправил безупречный серый сюртук и продолжил брюзгливо:

— Эти ваши методы работы с рытьём в моих личных делах и делах моей семьи… я лично считаю неприемлемым, что бы вы ни думали. С вашей начальницей я буду иметь дополнительный разговор о ее методах — после ее возвращения из Ирмелея.

Интересно бы знать — кто ему сообщил, где пропадает Гриз? А встревожился-то как…

— …даже и не думай!

На этот раз я свернул в знакомый коридор очень уж вовремя. Милли стояла, прижавшись к стене и закрыв лицо руками. Мальчишка Фаррейнов нависал над ней и куклу Аннабет держал в руках. Игрушка ухмылялась бессмысленно — ей было наплевать, что ее сейчас шарахнут о пол.

— Разборки перед обедом? — осведомился я тихонько. Но, видимо, не с того сорта ухмылочкой: малец шарахнулся подальше, Милли пискнула и поплотнее закрыла лицо руками. Один рукав у нее был порван.

— Просто играем, — буркнул Манфрейд с явным сожалением на лице. Глянул на Аннабет, как бы примериваясь: успеет шибануть?

— Манфрейд!

Окружающее пространство запахло лимонами. Это очень вовремя приплыла Мина с кислой миной. Брезгливо глянула на компашку и выцедила из бледных уст:

— Манфрейд, будь хорошим мальчиком. Отдай нашей дорогой кузине куклу и ступай в столовую — там сейчас будут накрывать второй завтрак. А ты, Мильент, будь у себя в комнате. Матушка просила не выходить.

— Но я хотела погулять, — совсем тихо пробормотала Милли.

Эмина никак не показала, что это слышала, так что девочка просочилась обратно за дверь. Манфрейд еще раньше убрел по коридору, шаркая ногами.

— Зря стараетесь.

Поколебавшись, я понял, что это она мне. Просто говорила, не меняя тона и уставившись куда-то над моей головой.

Глаза у нее были серо-стеклянные, совсем бесцветные, как и бледное личико, и русо-непонятные волосики. Моль как она есть, даже платье серое, в крапинку.

— Зря стараюсь поймать зверей, которые изувечили вашу сестру?

— Зря стараетесь уберечь её. Всё равно её скоро тут не будет.

— В каком это смысле?

Странно она смотрелась в этом коридоре — не до конца отремонтированном, но сплошь увешанном натюрмортами с розами и фиалками.

Будто бескровное привидение, зловеще скривившее губы.

— Только то, что вам нет нужды копаться в наших делах. Мы разберемся сами.

А бровка-то дрогнула — то ли желание что-то добавить, то ли колебание. Казалось, догони, встряхни… авось, и полетят какие-нибудь истины.

Только вот как встряхнуть, если они и без того собрались от нас избавляться? Да и Арделл сказала приглядывать постоянно…

Вот только сама Арделл вернется непонятно куда, и проблему нужно бы решать.

Колокольчик прозвонил второй завтрак. Это времечко у аристократов всегда сопровождается светскими сплетнями, семейными беседами и советами.

Так что я торопился и шевелил лапками.

Отлучаться — дело последнее, но воспользоваться сквозником я не решился. Потому с Милли мы решили поиграть в прятки: она прячется и не выходит, пока я не скажу.

— Это как если я наказана, — сходу уверилась девочка. — А можно взять с собой Аннабет? Чтобы мы были как будто вместе наказаны?

— Или как если вы в крепости, — подбодрил я, кивнул напоследок, попросил двери никому из родных не открывать и припустил трусцой в сторону вира.

Внутри одна за другой шлёпались капли-секунды, вытекающие из водных часов. Шлёп-шлёп-шлёп, швырнуть медницы за проход, поставить оттиск Печати, сигануть в водную ревущую бездну, плюх-плюх-плюх, а вот и питомник, пронестись вдоль ограды и нырнуть в «Ковчежец».

«Ты чего это делаешь, Гроски? — шипел внутри крысиный инстинкт. — Ты что, опять нас угробить решил?»

Ну а то как же, — подумал я, взлетая на второй этаж. Да-да, можешь повизжать насчёт гильдейского задания и того, что я тут, вместо того чтобы внедряться как следует, приказы начальства нарушаю. Только вот там девочка, на которую какая-то скотина решила натравить самых страшных хищников в Кайетте, а раз так…

«Хотя бы нойя, — попросила внутренняя крыса. — Ну, что тебе стоит…»

Бдыщ.

Рихард Нэйш не то чтобы привык, что к нему вот так вваливаются посередь бела дня — без стука, запыхавшись и почти что выбив дверь тушкой. И выпаливая вместо здрасьте сходу:

— Ты мне нужен.

Устранитель, который только-только настроился сотворить вивисекцию над очередной бабочкой, окаменел над своей жертвой. Неторопливо положил на стол иглу и лупу.

Потом медленно повернул ко мне лицо, на котором было написано, что я потревожил их Королевское Устранительство, оторвал Его Исключительность от дел государственной важности и сейчас я займу место вот этой бабочки и познаю новые уровни боли.

— Вот именно это выражение лица, — выдал я, отдуваясь. — Нужно кой-кого