ничего не доложил. […] В тот момент на корабле была такая неспокойная обстановка и думал, что доложу, когда все успокоится. Но на следующий день почему не доложил с утра или хотя бы днем сейчас объяснить себе не могу.

Как раз во время доклада об этом механиком Борисовым произошел первый взрыв, который помешал мне привести в исполнение первую пришедшую мне в голову мысль о немедленном докладе начальнику штаба и заняться распоряжениями о принятии противопожарных мер. Так как этот случай явно послужил причиной взрыва на форте в чем не может быть никаких сомнений, а кроме того огласка его недопустима, то я отложил сообщение о нем комиссару корабля до позднего вечера».

Далее происходит нечто странное: «Военмор Борисов отпущен зам. командира линкора „Парижская Коммуна“ на квартиру, как упавший сегодня в трюм (по его докладу) для лечения на 3 суток от ушиба, засвидетельствованного судовым врачом. Ученики, ходившие на шлюпке, на корабле». То есть все остальные участники роковой прогулки находятся на корабле, правда, высадив Борисова, их отправили в Кронштадт с какими-то письмами.

Добровольский докладывал: «В 4 часа дня ко мне явился врач […] в/м Яблонский и подал рапорт о том, что механик Борисов часов около 12 дня при работе упал в трюм средней машины, результатом чего нуждается в увольнении на берег на квартиру для домашнего лечения. Я полагал, что поскольку он имеет семью в Кронштадте и тем более больной скрываться от суда или вообще от ареста не может и считал целесообразным его арестовать на квартире».

Эти аргументы вызвали естественный вопрос у следствия: «Что за целесообразность Вы находили произвести арест Борисова на квартире?».

Ответ: «Думал, что это не вызывало бы никаких толков среди команды и чтобы не знали, что наша шлюпка была на „Павле“».

Очень странный эпизод, не правда ли? Если Борисов действительно упал в трюм, то интересно, какие ушибы он получил? И что это за врач, который увольнение на берег считает лучшим лечением для упавшего в трюм? А, может быть, Борисову как главному свидетелю что-то угрожало, и Добровольский специально отправил его в Кронштадт, чтобы спасти ему жизнь?

Итак, первый акт трагедии подошел к концу и начинается второй.

Вспышку мины и уходящую с форта шлюпку увидели с крейсера «Аврора». Начальник ВМУ Винтер послал шлюпку с восемью «охотниками» – добровольцами. Это были слушатели В.И. Полещук, К.И. Сокольский, Ф.С. Седельников, Н.К. Моралев, М.У. Ушерович, К.Я. Казаков, Г.И. Альман и A. К. Евсеев под командованием заведующего обучением ВМУ B. В. Гедле.

Итогом их похода на «Павел» стали тяжелое ранение Евсеева и Сидельникова, контузия Полещука и Моралева. Гедле умер в госпитале в 6 утра. У Альтмана голова была оторвана до нижней челюсти. От Казакова остались только части скелета. Погиб и Ушерович. Один Сокольский, оставшийся по приказу Гедле у шлюпки, отделался испугом и немалым. Что же произошло?

В книге Ю.М. Чернова «Судьба высокая „Авроры“» приведены воспоминания А. Евсеева, которые автор несколько приукрасил:

«Нас в шлюпке было девять человек, считая и начальника учебного отдела военно-морского училища тов. Гедле… Пристали к бону форта и быстро выскочили на землю. Тов. Гедле отрывисто бросил: – Одному из гребцов остаться дежурным у шлюпки, остальным быстро следовать за мной! Мы бежим за ним. На ходу он приказывает нам насыпать песок во что попало: в фуражки, в голландки для того, чтобы погасить пламя.

Наступила темнота. Я только видел, как из горловины мины вылетал огонь, освещая каменные укрепления форта, где было более сотни мин. Я и мой товарищ Ушерович первыми насыпали песок в голландки и первыми бросили его в горловину мины[474]. Мина, проглотив его, зловеще зашипела и выбросила пламя в два раза большее, чем оно было прежде. Остальные тоже тушили горящую мину. Один из наших военморов, Казаков, даже вылил в неё ведёрко воды. С секунды на секунду мы ожидали взрыва. Мина накалилась докрасна. Смерть как бы смотрела нам в лицо. Видя неудачу своих попыток погасить огонь, мы решили изолировать мину. Схватили минреп, валявшийся здесь же, на берегу. Попытка столкнуть мину в море кончается неудачей. Минреп лишь раскачивает её. Чувствуем своё бессилье, но с двойной энергией принимаемся за работу. Снова делаем отчаянную попытку столкнуть мину, и снова мешает окружающее ее кольцо других мин. Томительно идут секунды. Мы находимся всего в трёх-четырёх шагах от дрожащей от внутреннего полыхания мины. Она как бы загипнотизировала и притягивает к себе… И вдруг сметающий всё на своём пути огненный смерч и грохот. Это один миг. Я видел только блеск. Стало темно. Я потерял сознание. Очнулся в воде, будучи отброшен взрывом. Вода освежила меня и придала мне силы. Я выбираюсь на берег. Чувствую большую слабость. На берегу в темноте замечаю среди груды камней несколько огоньков. Это загорелось ещё несколько мин. Опасность придаёт мне новые силы <…> Я и Сидельников в Кронштадтском госпитале. За нами заботливый уход, а там, на горящем форту, погибли четыре близких, почти родных товарища: Гедле, Казаков, Ушерович, Альтман…»[475].

Из показаний В. Полищука: «Гедле послал за тросом, чтобы стащить мину в воду, все разошлись искать и были в саженях 7-15. Т[оварищ] Гедле нашел железный прут и со слушателями Казаковым, Ушеровичем стали кантовать мину. Я со слушателями] Сидельниковым и Морылевым разбирал найденный трос. Вспышки в мине стали сильнее и сильнее и она взорвалась. При вспышке кантовавшие отскочили и раздался взрыв».

Кстати, Полищук слышал, как с трапа Гедле кричал сигнальщикам приказ передать на «Парижскую коммуну», чтобы задержали шлюпку.

Из показаний Сокольского: «С появлением пламени люди от мины бросились к шлюпке и сразу раздался взрыв и загорелось в нескольких местах».

Кроме того, Сокольский отмечает: «От форта отошли по-видимому две шлюпки хотя и были на большом расстоянии. Одна под парусами вельбот или шлюпка, шедшая к «Парижской коммуне», и другая гребная военная шлюпка, шедшая к Кронштадту».

Оставшиеся в живых слушатели, пытавшиеся спасти форт «Император Павел I» (слева направо): К.И. Сокольский, В.И. Полещук, Ф.С. Сидельников, Н.К. Моралев, А.К. Евсеев

Это уже второе упоминание о какой-то таинственной шлюпке, которая в этот вечер якобы была на форту «Павел» (первое в показаниях Борисова). Видимо, об этой же шлюпке говорит и Евсеев: «Когда мы шли на тушение пожара я слышал разговор, что какая-то шлюпка отходит от форта по направлению к маяку. Но сам шлюпки я не видел т. к. сидел спиной к форту. Говорил об этой