Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предположим, она ответит, что «просто не может» делать эти упражнения: может быть, она расстраивается от записей негативных мыслей или не в состоянии выполнять эти задания дома. Что бы вы ответили ей на месте ее психотерапевта? Запишите свои предположения:
Вы могли бы сказать: «Вы не смогли записать негативные мысли, потому что слишком расстроились? (Интеллектуальная эмпатия.) Когда это произошло? Можете показать мне письменное упражнение, которое вы начали делать, когда так сильно расстроились? (Расспрашивание.)»
Цель такого утверждения в том, чтобы ее «подловить». Подозреваю, что на самом деле она и не пыталась выполнять задания. Она просто предположила, что это ее расстроит, поэтому не стала делать. Если она сказала правду, вы можете помочь ей заполнить журнал настроения во время сеанса. А если она действительно и не пыталась, то в ответ она, возможно, запротестует и скажет, что «просто не может» заполнять дневник сама (это для нее слишком сложно, или она не может представить себе негативные мысли). Что ответить на это? Запишите свои предположения:
Я бы спросил, не может она выполнять эти упражнения или не хочет, и объяснил бы, что могу помочь ей справиться с любыми сложностями, чтобы убедиться, что она понимает смысл каждого шага. А затем сказал бы о своем беспокойстве: «Возможно, это не главная проблема и не истинная причина того, что вы не выполняете упражнения. Возможно, вам не очень хочется их делать и вы просто боитесь сказать мне об этом и вызвать мой гнев».
Предположим, она признает, что не хочет выполнять упражнения дома. Она скажет, что считает их бессмысленными, что «забывает» их делать или придумает еще какую-нибудь отговорку. Что ответить на это?
Я бы спросил, хочет ли она работать со мной, но деликатно, чтобы это не выглядело так, будто я от нее отказываюсь: «Джейн, я надеюсь, мы сможем решить эту проблему, потому что мне хотелось бы работать с вами. Я уверен, что вместе мы добьемся успеха, но только если вы действительно этого хотите. Большинство психотерапевтов просто предложили бы вам приходить на сеансы и разговаривать. Они не заставляли бы вас выполнять домашние задания. Возможно, вам хочется работать именно с таким психотерапевтом, и именно это вам нужно. Но это не моя специфика. Успех моей терапии сильно зависит от того, готовы ли вы делать что-то для самопомощи между сеансами. Безусловно, у вас есть право не делать эти задания, но я сомневаюсь, что так мы добьемся прогресса. Как вы считаете, я подхожу вам? Такой подход к терапии кажется вам осмысленным, учитывая, как сложна для вас самопомощь?»
Теперь уже она должна убедить вас в том, что хочет с вами работать. Впрочем, вполне возможно, что она и не хочет. Тогда можно перенаправить ее к коллеге с другим стилем и специализацией. Но если она все-таки решит остаться, то вы четко дали понять: вам придется обсудить этот вопрос, чтобы терапия имела смысл для вас обоих.
Некоторые пациенты отказываются выполнять задания по самопомощи, потому что им не нравится, когда ими командуют. Чтобы решить эту проблему, вам понадобятся немного другие методы. Один 32-летний пациент по имени Джеральд до того, как прийти ко мне, 10 лет безуспешно боролся с хронической депрессией. Он был обижен на весь мир. На первом сеансе Джеральд с горечью признался, что ему трудно с женщинами и что он одинок и несчастен. Он утверждал, что он просто «упрямец» и безнадежный неудачник, которого не захочет ни одна женщина. Его предыдущий психиатр предложил ему прочитать «Терапию настроения». Джеральд утверждал, что описанные в книге «трюки» ему не помогут, что он не хочет делать никакую «домашку» и что я, скорее всего, просто очередной шут, как и два других «мозгоправа», которые тянули из него деньги и ничего не делали.
После сеанса мне было не по себе. Я был в ужасе перед новой встречей с ним: мне казалось, что лечение превратится в битву. Я представлял себе, как буду толкать его вперед, а он – упираться и ныть, что мои усилия ни к чему хорошему не приведут. Мне представлялся такой сценарий: Джеральд держит обруч, а я в него прыгаю. Джеральд говорит: «Плохо!» – и поднимает обруч чуть выше. Я снова прыгаю, а он говорит: «Опять плохо!» Когда-нибудь я устану и задумаюсь, с какой стати я вообще прыгаю через этот обруч?
Я чувствовал, что упрямство и горечь Джеральда – это защита от какого-то его страха. Отказываясь сотрудничать, он не тешит себя надеждами и оберегает себя от боли. Если бы я отказал ему или если бы терапия не принесла желаемого результата, он бы не расстроился, потому что сказал бы себе: «Я так и знал».
Обдумав все это, я позвонил Джеральду рано утром перед его вторым сеансом и сказал ему: «Я поразмыслил над вашими словами и решил, что вы правы. Похоже, вы не хотите со мной работать, так что мы можем отменить сегодняшний сеанс, и я ничего за это возьму. Со своей стороны, я готов с вами работать, но вы должны знать, что я очень требовательный психотерапевт и настаиваю, чтобы мои пациенты из всех сил старались выполнять домашние задания по самопомощи между сеансами. Если вам это не подходит, то, возможно, такой напористый и требовательный специалист – не для вас. Я буду требовать от вас многое из того, чего вы можете и не захотеть, – например, приглашать женщин на свидания и вести журнал своих негативных мыслей. Я могу перенаправить вас к другим прекрасным психотерапевтам, которые с удовольствием вас выслушают, ничего не требуя. Я ведь тоже "упрямец", и, мне кажется, вы заслуживаете более терпеливого и доброго психотерапевта».
Джеральд умолял меня взять его. Он уверял, что станет одним из самых усердных пациентов, если я дам