Встретивший Смирнова в 1839 году Н. И. Греч писал, что он был «похож на отшельника, обитавшего на необитаемом острове посреди бушующих волн чужого океана. Русские иконы, портреты русских царей, русские книги и русское сердце, — это было всё, что удалось спасти после кораблекрушения. Достаточно для этого мира — да и для следующего тоже».

Посол граф С. Р. Воронцов сразу и по достоинству оценил способности Я. И. Смирнова, и скоро они стали друзьями. В одном из писем канцлеру графу А. А. Безбородко (1747–1799) посол писал, что Яков Иванович делает для устройства на учёбу русских студентов больше, чем он сам и консул А. Бакст вместе взятые. Обладая несомненными природными данными для установления контакта с людьми, Смирнову удавалось устроить того или иного дворянского или купеческого «недоросля» в Англии на такое место, о котором до него русским и мечтать не приходилось. «Вдобавок, когда Лизакевич[142] болеет, — писал Воронцов, — а у меня собираются документы для шифрования, то я вынужден привлекать его и к этой работе, поскольку никого другого под рукой нет». Ленился ли граф сам заняться шифрованием или действительно у него не хватало на это времени, но факт сам по себе выдающийся: поп допущен к святая святых дипломатического представительства — шифрам!

В обстановке постоянных кризисов в русско-английских отношениях иерей Смирнов оказывал русской дипломатии неоценимые услуги. Вместе с Лизакевичем и некоторыми другими сотрудниками посольства он фактически организовал разведывательную группу и на агентурной основе добывал важную политическую информацию о планах и замыслах английского правительства. В 1791 году, во время Русско-турецкой войны и событий в Польше, Смирнов «со товарищи» в течение пяти месяцев шнырял по Лондону, тайно встречался с английскими журналистами и другими носителями информации, анализировал английскую прессу и писал отчёты в Петербург. «Он отвечает за Сити и биржу, где у него много друзей, — докладывал Воронцов Безбородко, — также он ходит слушать дебаты в парламенте». Через своего конфидента Р. Гринолла Смирнов получил важные сведения о загрузке в Любеке оружия для польских инсургентов.

Как мы уже рассказывали выше, во время «романа» Павла I с Наполеоном посол Воронцов был отставлен от службы, и вместо него управляющим посольством назначили Лизакевича. Но и Лизакевич был вынужден скоро покинуть Лондон в связи с неожиданным переводом в Копенгаген, и в конце 1800 года его преемником в Лондоне стал Яков Иванович Смирнов. «В отсутствие аккредитованных при Лондонском дворе лиц, — писал, по всей видимости, Ростопчин Смирнову, — вам надлежит информировать императора обо всём, что вам удастся узнать касательно планов вооружений, передвижений, переводов и торговых операций англичан в течение осени и зимы. В этом важном поручении вы будете пользоваться доверием императора, и оправдание этого доверия полностью зависит от вас самих».

Потом, как мы знаем, последовал полный разрыв отношений между Петербургом и Лондоном, посол Ч. Витворт был выдворен из России и вместо него в Петербурге остался генеральный консул Стивен Шайрп. Последний в декабре 1800 года писал министру иностранных дел Англии лорду Гренвиллу: «Я с уверенностью полагаю, что мистер Смирнов, русский священник в Лондоне, продолжает поддерживать переписку со своей страной». Англичанин был прав: наш «нелегальный» дипломат и разведчик продолжал исправно «функционировать» и снабжать императора Павла необходимой информацией.

В конце января 1801 года Смирнов получил из Петербурга приказ о возвращении оставшегося в посольстве персонала домой. Приказ, однако, был не выполнен, потому что вскоре Павел I был убит, а Александр I восстановил С. Р. Воронцова на посту посла. Но русско-английские пертурбации на этом не кончились: после Тильзита в русско-английских отношениях снова наступил упадок, все дипломаты были отозваны домой, и в посольстве «на хозяйстве» снова остался священник Смирнов. В октябре 1808 года поступил строгий приказ продать здание посольства на Харли-стрит, 36, и с архивом посольства вернуться в Россию.

Приказ был хороший, только выполнить его не сумел бы даже сам Воронцов, не говоря уж о Смирнове, не имевшем дипломатического иммунитета. Как в Петербурге предполагали выполнить план перевозки секретного посольского архива через враждебную России Европу, сказать трудно. Смирнов обратился за советом к Семёну Романовичу, снова оказавшемуся не у дел, и тот мудро ответил: «Русский Бог велик и не оставит своими мил остями нашу бедную страну, погибающую от тупости, коррупции и предательства».

Вероятно, Смирнов понял эти слова так, чтобы приказ из Петербурга пока игнорировать. «Он остался в Лондоне, чтобы не терять долговременных и полезных связей с людьми православной веры», — пишет английский историк А. Гросс. Прошло четыре года, прежде чем в доме на Харли-стрит, 36, появился новый посол X. А. Ливен. И всё это время иерей, дипломат и разведчик оставался на своём посту и исправно выполнял свои обязанности во всех трёх ипостасях.

Греч недаром писал, что к концу жизни Смирнов был похож на странника после кораблекрушения. С большой семьёй на руках (жена, шестеро детей) наш иерей стойко переносил тяготы жизни и ни на что не жаловался. Он стяжал в Англии большую славу и уважение, пишет Гросс, но богатства не нажил. Император Павел наградил его орденом Святого Иоанна, Александр «расщедрился» на Анну 2-й степени, и только в 1817 году Яков Иванович был возведён в сан протоиерея.

О нашем герое можно было написать целую книгу. Упомянем только, что он каким-то образом успевал увлечься сельским хозяйством и агрономией и стал неутомимым популяризатором научных знаний в этой области в России. Граф Ф. Ф. Ростопчин воспользовался советами Смирнова и внедрил в своём имении «английскую агрономию». В благодарность Смирнов получил от графа табакерку с нюхательным табаком и с надписью: «Ученик — учителю», полагая, очевидно, сферу агрономии. Но с таким же успехом эта надпись могла быть истолкована и в смысле дипломатии.

А русские послы, министры, путешественники, туристы, студенты, учёные использовали Смирнова в качестве посыльного или мальчика на побегушках: приезжая в Лондон, они просили его: «достань то», «пришли это», «купи то», «узнай про это» и т. п. Сколько поручений для одной только Императорской Академии художеств (Оленин) или Российской академии наук (адмирал Шишков) выполнил наш протоиерей! Он был к тому же прекрасным переводчиком английского языка и памфлетистом. Ведь это из-под его пера выходили ядовитые памфлеты в адрес английского правительства, которые он нелегально печатал и распространял в Англии с помощью своих верных конфидентов, предвосхитив метод так называемых активных разведывательных операций, по крайней мере, на 150 лет.

«У него не было помыслов стать теологом, — пишет Гросс, — но нет оснований для сомнений в глубине и искренности его веры и в его подвижнической службе церкви».

Грустный рассказ, скажет читатель: какой же тут курьёз? Нет, нет, скажу я вам: именно курьёз, типично русский и грустный. И именно в этой главе ему место.

Политическая обстановка в эпоху Наполеоновских войн на континенте была накалена до предела, и противостояние монархического принципа республиканскому образу мышления французов ощущалось везде и на всех уровнях. Немудрено, что наиболее остро ощущали это напряжение дипломаты, которые, чтобы защитить честь страны, не жалели своей жизни. Как известно, Наполеон под видом распространения республиканских идей в Италии оккупировал Неаполитанское королевство. В связи с излишним рвением маршала и короля Неаполитании Иоахима Мюрата (1767–1815), стремившегося привести итальянцев в повиновение, между русским посланником С. Н. Долгоруким (1780–1830) и его французским коллегой 1 января 1812 года произошла ссора, а потом и дуэль.