Вместо ответа Кассандра вновь опустилась на колени возле деревянного ящика. И, сунув туда руку, пробормотала:

— Кто же ее теперь будет кормить, папа? И чистить песок? Крис не умеет, как надо, боится… А скоро она уедет в Данзар — как же тогда Шишша?

Она подняла на барона растерянный взгляд, и отец, тронутый глубокой печалью, что стояла в нем, ласково улыбнулся:

— Ну, Кэсси, не расстраивайся. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Он прикрыл за собой дверь и, подойдя к дочери, по ее примеру опустился на пол у окна. Заглянул в ящик — старая Шишша, оставив свою корягу, уже занялась рыбой, не обращая внимания на двуногих.

— Ее нельзя просто выпустить в сад, — сказала Кассандра. — Она же совсем ручная и давно, наверное, разучилась охотиться. Она умрет с голоду, папа.

Руэйд, на минуту задумавшись, тряхнул головой.

— Этого, — самым решительным тоном пообещал он, — я ни за что не допущу! От дюжины золотых в год мы точно не обеднеем, а младшие садовники, уж верно, передерутся за такую прибавку к жалованию: твоя ящерка будет жить, как королева!

Кассандра неуверенно улыбнулась, чувствуя, как немного отлегло от сердца.

— Спасибо, папа, — сказала она. Барон неопределенно шевельнул могучими плечами.

— Не за что, милая, — он нежно провел рукой по ее щеке и, отдуваясь, тяжело поднялся с пола:- Не волнуйся больше ни о чем и поскорее ложись. Нам с тобой придется целых три дня провести в пути, трясясь по проселочным дорогам, а когда мы, наконец, доберемся до Даккарайской пустоши, у тебя будет совсем мало времени, чтобы отдохнуть перед вступительными испытаниями. Нужно поберечь силы.

Он, протянув руку, помог Кассандре встать. Потом заглянул в ее бледное лицо, на котором отражалась мучительная внутренняя борьба и, помедлив, сказал:

— Всё будет хорошо, Кэсси. У всех всё будет хорошо.

Барон легонько сжал пальцы дочери в своей большой горячей ладони, коснулся губами ее лба и, пожелав доброй ночи, развернулся к двери. Кассандра, провожая взглядом его спину, непроизвольно сжала кулаки.

Нет.

Нет, это неправильно, так нельзя.

«Хватит с них, — с каким-то обреченным спокойствием вдруг поняла она. — И с меня тоже».

— Папа! — резкий и хлесткий как удар кнута голос дочери нагнал барона уже на пороге спальни. — Стой!..

Руэйд Д’Элтара встревоженно обернулся.

— Папа, — глядя на него и до боли впившись ногтями в ладони, проговорила Кассандра, — я никуда не поеду. Я этого не заслужила. Я недостойна стать наездником, папа, потому что я трусиха и врушка! Нет у меня ни чести, ни совести — я опозорила семью, а потом предала единственного друга ради каких-то драконов!..

— Кэсси… — ошеломленно выдохнул тот, но ее уже было не остановить.

— Да! — почти выкрикнула она. — Нейл мне друг, и всегда им был, он мне как брат, а вовсе не то, что вы все подумали! Нет у нас никакой любви, не о чем вам было беспокоиться — и я должна была сказать об этом сразу, а я промолчала! И ты, и дядя, вы твердили, что он мне не пара, а я только кивала и поддакивала — потому что я бесстыжая дрянь и боялась остаться без Даккарая, без крыльев, которых на самом деле не стою! Не нужны Геону такие наездники, папа, и я никуда не поеду!

Широкое лицо барона застыло. Краска медленно сбежала с его щек, а мягкие синие глаза, еще минуту назад лучившиеся нежностью, обратились в камень.

— Значит, друг, — хриплым, изменившимся голосом обронил он. — Значит, как брат?.. Да, ты выбрала лучший момент, Кассандра, чтобы сообщить мне об этом. Но я рад, что хотя бы Нейлар эль Хаарт теперь навсегда от тебя избавлен: с такими друзьями, как ты, никакие враги не нужны… Увы, нам всем повезло куда меньше. И ты действительно не стоишь ни Даккарая, ни даже самого последнего из его драконов. Но ты поедешь туда — и станешь наездником, чего бы тебе это ни стоило!

Последние слова барона прозвучали с таким исступленным ожесточением, что Кассандра, уже собиравшаяся было возразить, только прижала ладонь ко рту и попятилась. Она никогда не видела отца в таком гневе — казалось, он сейчас ее ударит.

— Папа, прости… — едва слышно пролепетала она, но Руэйд Д’Элтара только яростно тряхнул головой.

— Довольно, Кассандра! — потеряв власть над собой, рыкнул он. — Я не желаю больше этого слушать! Поздно! Никому здесь не нужны ни твои запоздалые извинения, ни твое раскаяние! Ты уничтожила всё, до чего только смогла дотянуться, и думаешь, одно жалкое «прости» что-то теперь исправит?! По твоей милости близкий тебе человек едва не стал убийцей, из-за тебя репутация его отца висела на волоске, твоими стараниями твоя же сестра чуть было не лишилась будущего, а семья — доброго имени! Я лгал в лицо твоей матери, она вычеркнула из сердца родного брата, а он обрек себя на унижение и жизнь с нелюбимой женщиной — ради тебя! Всё было ради тебя, а теперь ты, стоя по колено в руинах, заявляешь: «Мне ничего не нужно»?! К демонам такое самоотречение! Оно ничего не вернет, и мне наплевать на то, чего ты там «заслуживаешь», а чего нет!.. Ты соберешь вещи, сядешь в экипаж, отправишься в Даккарай и выдержишь все испытания; ты будешь трудиться до кровавых мозолей, зубрить устав, ломать себе кости, падая с высоты… Я заплачу за твое обучение, но это последнее, что я сделаю для тебя: никто больше не станет с тобою нянчиться, хватит, довольно!

— Папа…

— Ложись в постель! — не дав ей договорить, приказал он. — Немедленно! А если вздумаешь завтра все это вывалить матери — клянусь богами, я отдам тебя замуж за герцога эль Вистана и посоветую ему не слишком с тобой церемониться!.. Ты едешь в Даккарай, Кассандра! Разговор окончен!

Он круто развернулся и, не глядя на дочь, покинул комнату. Тихо захлопнулась дверь. Девушка, дрожа, как осенний лист, в одиночестве осталась стоять у окна. В горле у нее пересохло, язык прилип к нёбу, а перед глазами все плыло — как тогда, в душный полдень Ивового дня. Папа… Это был папа? Тот, кто сейчас рычал, как дикий вепрь и готов был задушить ее собственными руками?.. Как такое возможно?

Шорох за спиной заставил Кассандру испуганно вскрикнуть. Дернувшись, она резко повернула голову к открытому окну, но не увидела ничего, кроме тонущих в темноте ветвей клена. Наверное, белка или ночная птица. Или Шишша в своем ящике. Никого другого ей услышать уже не придется… «Ты разрушила все, до чего только смогла дотянуться» — вот что сказал папа. Наверное, так оно и есть.

Кассандра шмыгнула носом. Исповедь, на которую у нее каким-то чудом все же хватило духу и которая должна была принести облегчение, обернулась кошмаром наяву. Конечно, она знала, что виновата, и понимала, что вряд ли ее простят за это только потому, что она сама призналась — но она так надеялась, что станет хоть сколько-нибудь легче! А вместо этого осталась наедине с таким, что невозможно даже описать словами — и все это ей придется взять с собой. В Даккарай, куда она, будь ее воля, теперь ни за то не поехала бы, в новую жизнь, которая больше никогда не станет прежней. Да, папа говорил ей ужасные вещи, он пообещал отдать ее замуж силой — и сделает это, раз поклялся всеми богами, но он имел на это полное право. Ему пришлось лгать, надрывать себе душу — так же, как дяде, который… Кассандра вновь шмыгнула носом.