Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло три года. Оставьте лагерь в жарких тропиках и возвращайтесь через три года – вы не найдете ничего или сплошные развалины: дожди, животные, насекомые уничтожат все. Плесневые грибки и растительность довершат дело. А в холоде все сохраняется очень долго. Вспомните о норвежских моряках «Солида», нашедших на Новой Земле в 1871 году деревянную хижину Виллема Баренца, построенную в 1596 году. Хотя она простояла двести семьдесят пять лет, у моряков возникло ощущение, что обитатели покинули ее накануне. Члены второй экспедиции Бэрда (1933–1935 годы) нашли лагерь в том виде, в каком оставили. На столе кают-компании стоял недоеденный завтрак – твердое как сталь, но вполне съедобное мясо; керосиновая лампа дала свет, стоило поднести спичку, а самое главное, работала электростанция.
Персонал, собак и оборудование в Литтл-Америку доставили два больших судна – «Беар оф Окленд» и «Джейкоб Руперт», специально переоснащенные для заполярных плаваний. При разгрузке оборудования возникли трудности, поскольку край шельфового ледника Росса крошился. Под энергичным руководством Бэрда началось расширение базы. «Среди сверкающей белизны пустыни возникал один из самых замечательных городов вселенной – город, который мог похвастаться в числе прочих своих хозяйственных достижений собственной электростанцией, мощной радиостанцией, хорошо оборудованной авиабазой с квалифицированным персоналом и шестью современными летательными аппаратами, различными механическими мастерскими, четырьмя вездеходами, 150 собаками, первоклассной метеорологической станцией, научными лабораториями, молочной фермой, лазаретом, трехлетним запасом продовольствия, библиотекой, обсерваторией для изучения метеоритов и даже звуковым кинотеатром».
Вторая экспедиция Бэрда целый год занималась научными исследованиями, высылая в разных направлениях группы полярников. Опять газеты Америки и Европы взахлеб писали о буднях экспедиции, о «богатой научной жатве», поскольку радиосвязь между станцией и Америкой поддерживалась ежедневно. И действительно, была собрана ценная научная информация.
Бэрд писал, что еще во время первого пребывания в Литтл-Америке у него возникла мысль провести некоторое время в одиночестве на отдаленной базе с целью метеорологических наблюдений. Это было своеобразным решением. Кто осмелится переубеждать начальника? В рассказе Бэрда о своем опыте ощущается, что необоримое стремление к одиночеству стало главным побуждением. Он писал: «Мне хотелось с головой окунуться в жизненную философию, и я думал, что возможность этого откроется, когда я окажусь в одиночестве. На этом шельфовом леднике в районе Южного полюса, с более холодным климатом, чем климат плейстоцена, мне удастся отыграть потерянное время, подумать, послушать фонограф; семь месяцев я мог бы жить как хочу, наслаждаясь простейшими радостями бытия и перестав быть рабом любых обязанностей, кроме тех, которые мне навяжут ветер, ночь, мороз. Я буду подчиняться лишь одному человеческому закону – своему собственному». Но адмирал ошибся.
16 марта 1934 года, то есть в период антарктического лета, несколько человек заняли места в вездеходах и направились в точку, расположенную на 80° южной широты, в 180 километрах от Литтл-Америки. Они везли разборный домик и все необходимое для семи месяцев жизни одного человека, нуждающегося в относительном уюте среди ледяной пустыни. Домик был легким, но его установили в специально подготовленной выемке во льду; кроме того, во льду были проделаны туннели для складов оборудования и провизии – нечто вроде природных холодильников. Запасы провизии составляли: 144 килограмма мяса, 70 килограммов консервированных фруктов, 36 килограммов сушеных фруктов, 316 килограммов овощей, 29 килограммов суповых концентратов, 22,5 килограмма кондитерских изделий и полтонны прочих продуктов, в том числе круп. Для отопления имелась керосиновая печка и запас необходимых предметов для освещения – лампы и электрические батареи, 350 свечей, 425 коробков со спичками; два спальных мешка – один меховой, второй из гагачьего пуха; книги, патефон с пластинками и т. п.
Семидесятиметровую антенну укрепили на четырех бамбуковых шестах высотой 15 метров. Бэрду оставили две радиостанции: одну – с питанием от газогенератора, вторую – от ручной динамо-машины. Предполагалось, что база будет вести передачи голосом, а Бэрд отвечать морзянкой.
Когда строители сообщили об окончании работ, Бэрд вылетел из Литтл-Америки в свою новую резиденцию. В крохотном помещении состоялось короткое прощание – «четырнадцать человек молча, скрестив ноги, уселись на полу». 28 марта вездеходы исчезли в ночи. Бэрд вышел проводить их. Температура воздуха была ниже 50 градусов. «Я стоял до тех пор, пока не затих последний звук, пока машины, ставшие едва видимыми точками, не растаяли на горизонте. Отныне живой мир перестал существовать. С юга наступала полярная ночь – бледно-черная тень, столь же угрожающая, как и грозовое небо. Нос и щеки стали мерзнуть, и я спустился по лестнице в свое жилище».
Вернувшись в дом, Бэрд почувствовал, что, помогая загружать вездеход, повредил плечо. Жизнь в одиночку начиналась неудачно.
Правда, через несколько дней боль утихла, но плечо окончательно не зажило. Оставшись в одиночестве, Бэрд стал передвигаться медленно и неуверенно. Любое физическое усилие требовало большего напряжения воли, чем он предполагал. Но подобное испытание нравилось ему, и постепенно жизнь вошла в привычное русло. Он стряпал, убирал комнату, слушал пластинки, читал, играл сам с собой в карты. Совершал ежедневные прогулки вокруг своего жилья, не прекратив их с приходом полярной ночи. Бэрд наслаждался несравненным блеском звезд в холодном небе, феерией южных сияний. «Неведомые события и силы продолжали править Вселенной и находили здесь свое безмолвное и гармоничное отражение. Именно гармоничное – и безмолвие, и тихий ритм, и абсолютный чистый звук музыкальной струны, музыка сфер быть может. Я схватывал этот поток, становился частью его. И чувствовал, насколько человек слит со Вселенной». Заветное счастье одиночества.
Однажды Бэрд отошел от домика на триста-четыреста метров, потерял ориентировку и заблудился среди однообразного пейзажа. Звезды указывали любое направление, но в каком направлении шел он, опьяненный красотой? Полчаса – целая вечность – он кружил на одном месте; его охватила тревога, что он не сможет отыскать нужный снежный холмик, под которым было его жилье. Наконец он различил его в свете электрической лампы: «Думаю, ни один моряк, терпящий бедствие, не испытывал большей радости даже при виде спасительных парусов на горизонте».
5 мая, возвращаясь с прогулки, адмирал неожиданно потерял сознание буквально на пороге дома. Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит в снегу на краю расщелины, в которую едва не свалился. Он поставил два указательных шеста и отправился домой, мучаясь вопросом, почему это с ним произошло.
Еще в начале апреля он обнаружил утечку в трубке, по которой керосин подавался в печку. Не найдя запасной трубки, он заткнул отверстие пластырем, взятым из аптечки. На время ремонта пришлось погасить горелку, и в домике стало зверски холодно. Когда температура поднялась до нормальной, Бэрд забыл о происшествии. Две или три недели спустя у него несколько раз были приступы головной боли, но он не придал этому значения. Затем он вновь потерял сознание.