- Ваш Яксарт напоминает мне нашу Хуан-хэ{91} - у воды в ней такой же желтоватый цвет.

Вечерами их мучили толпы мошек, оводов и комаров. Ли-цин пожаловалась на них жене старосты.

- Ты бы видел, юноша, что делается здесь весной. Кочевые племена спасаются от этой напасти, уходя в степь. А нам приходится жечь костры из сухого тростника, коровьих лепешек и соломы для того, чтобы дымом отогнать это несносное воинство.

По прошествии недели здоровье сына старосты восстановилось настолько, что о нем можно было не беспокоиться. Дальнейшие заботы о выздоравливающем юноше вполне мог взять на себя местный знахарь.

Надо было двигаться дальше.

На прощание, и в честь исцеления сына, староста устроил маленький деревенский праздник, в заключение которого торжественно преподнес путникам двух верблюдов, груженных всем необходимым для дальнейшего пути.

Это был поистине царский подарок, и Юань с Ли-цин искренне ему порадовались.

И вот они снова в пути. Но, на сей раз, их продвижение происходило значительно быстрее.

Ли-цин сетовала на потерю целой недели, но Юань утешил ее.

- Когда идет такой большой отряд, как посольство, ему, время от времени, требуется длительная стоянка. Кроме того, они будут вести переговоры в каждой стране. Мы обязательно их нагоним.

Ли-цин впервые передвигалась, сидя на спине верблюда, и испытывала по этому случаю целую гамму новых ощущений.

Прошло несколько дней.

Вечерами бывало прохладно, и они разжигали костер. Ночью спали, завернувшись в цветастые одеяла, подаренные отцом спасенного Юанем мальчика.

- Кто ваши родители? – Спросила как-то Ли-цин своего спутника.

- Я этого не знаю. – Ответил Юань. – Ребенком меня принесла река. Моим домом стал монастырь, а родителями – монахи.

Оба замолчали, и каждый думал о своем. Ли-цин вспомнила родителей, добрую няню, двоюродных братьев. Весь этот маленький и ласковый мирок рухнул в одночасье, и вот она сидит у костра, в чужой стране, за тридевять земель от своей родины, рядом с невесть как появившимся в ее жизни мужчиной. Со времени своего побега из дома девушка стала на год старше. Несмотря на невзгоды и тяжелую походную жизнь, она окрепла, и узнала о жизни так много, как не всякая женщина за все время своего пребывания на земле.

Сейчас единственной надеждой и целью Ли-цин, была ее любовь. Ли идет на Запад. И она во что бы то ни стало должна его увидеть.

Все шло хорошо, пока однажды, под утро, их не разбудил конский топот, и громкие крики.

Вскочив на ноги, они увидели, что окружены толпой вооруженных всадников. Нежданных гостей было около ста человек. Темные от загара лица, грязные, цветастые платки на головах.

Вид этих людей не оставлял ни малейшего сомнения в роде их занятий. Часть населения Даюани представляла собой кочевые племена, живущие, помимо прочего, разбоем и грабежами торговых караванов. К ним прибивались беглые рабы, преступники и разорившиеся крестьяне.

Они нападали неожиданно и, если караван не сопровождала хорошо вооруженная охрана, грабили его, а людей убивали, или угоняли в рабство.

Два одиноких путника не могли, да и не пытались, оказать им сопротивление.

Юаня с Ли-цин взяли в кольцо и, прихватив с собой подаренных им верблюдов, погнали в неизвестном направлении.

Девушка подняла на Юаня глаза, в которых сквозило отчаяние.

Его ответный взгляд был на удивление спокоен.

- Иди, и ни о чем не беспокойся. – Сказал он ей на языке хань-жэнь. – Небо нам поможет!

К полудню они подошли к стоянке разбойников – покинутой когда-то своими жителями деревне.

Она располагалась в лощине, и представляла собой с десяток полуразвалившихся глинобитных домов, один из которых выглядел несколько богаче прочих. Здесь они не увидели женщин и детей. Скорее всего, это было место, куда свозили награбленное и похищенных людей.

Все указывало на временность пребывания хозяев – разбросанные вещи и сломанные повозки. Несколько человек возились с какими-то тюками.

Навстречу пленникам вышел рослый, свирепого вида человек, по-видимому, главарь, в сопровождении довольно благообразного, белобородого старца.

- Мы взяли двоих пленников с верблюдами. – Обратился к нему один из разбойников. – Но, они бедны, как шакалы в степи.

Главарь равнодушно оглядел пленных.

- Отведи их к рабам. И займитесь, наконец, поиском достойной добычи, а не ловлей мышей.

Старец, внимательно рассматривавший пленников из-за спины главаря, внезапно протянул руку, темным, скрюченным пальцем указывая на Ли-цин:

- Женщина!

Это слово произвело магическое действие на всех присутствующих. Разбойники сразу же сгрудились вокруг пленных, поедая Ли-цин жадными глазами. Один из них протянул руку к груди девушки.

Юань спокойно отвел его руку в сторону.

Разбойник схватился за нож, но главарь знаком остановил его.

- Она твоя жена? – Спросил он Юаня.

- Да! – Ответил пленник, поразмыслив с мгновение.

Главарь задумался. Затем с ног до головы оглядел худощавую фигуру юноши.

- По нашему обычаю ты должен отстоять ее в поединке. Женщина достанется победителю. К тому же, мы давненько не развлекались. Покажи, на что ты способен, иноземец!

По рядам лиходеев прошел гул. Каждый из них желал сразиться с Юанем, и заполучить пленницу.

- Ты! – Указал главарь на разбойника, первым потянувшегося к Ли-цин.

Образовался круг, в который и втолкнули Юаня, вложив ему в руку короткий меч.

Его противник, человек, по-видимому, в схватке искушенный, кружил, как в танце, время от времени, делая ложные выпады.

Улучив благоприятный момент, он бросился вперед.

Звон скрестившихся мечей, неуловимое движение руки иноземца, и выбитое из руки разбойника оружие отлетело в сторону.

Юань спокойно ждал, пока его соперник поднимет меч.

Эта ситуация повторилась дважды, прежде чем незадачливый соискатель руки Ли-цин остановился в растерянности.

Поражение своего товарища разбойная братия встретила громким гоготом. Его вытолкнули за пределы круга, в который уже лезли новые желающие сразиться с иноземцем.

Главарь остановил их властным движением руки.

- Гунда! – Коротко приказал он.

В центр круга вышел здоровенный, обнаженный по пояс детина. Одетый лишь в черные шаровары да цветной платок на голове, он был на голову выше Юаня, а развитая мускулатура загорелого тела только подчеркивала худобу иноземца. Меча при нем не было.