— Джемма, что с вами?

— Саймон, а будете ли вы так же заботливы ко мне, если узнаете, что я совсем не та, кем вы меня считаете?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, буду ли я вас интересовать всегда, вне зависимости от того, что вы узнаете?

— Весьма любопытный вопрос. Я просто не знаю, что ответить.

Но это и есть ответ. Отрицательный. Ему незачем произносить свое «нет» вслух. Саймон со вздохом берет кочергу и ворошит огонь в камине. Почерневшая корка слетает с поленьев, открывая гневно-красную сердцевину. Дрова вспыхивают оранжевым, потом огонь снова замирает. После трех попыток Саймон сдается.

— Боюсь, огонь окончательно угас.

Я вижу несколько оставшихся ярких угольков.

— Нет, полагаю, нет. Если…

Саймон снова вздыхает, и этим все сказано.

— Не обращайте внимания, — говорю я, тяжело сглатывая. — Я устала.

— Да. — Он хватается за это объяснение. — Вы еще не поправились как следует. Вы забудете все это, как только наберетесь сил, и все станет так же, как прежде.

Ничего уже не будет как прежде. Все изменилось. Я сама изменилась.

В дверь стучит горничная.

— Прошу прощения, сэр. Вас зовет леди Денби.

— Хорошо. Мисс Дойл… Джемма, вы меня извините? Я не задержусь надолго.

Оставшись одна, я беру кочергу и снова и снова тычу ею в едва тлеющие поленья, пока одно наконец не вспыхивает, пробудив к жизни маленький огонек. Но он слишком скоро гаснет. Ему не хватает пищи. Тишина, царящая в комнате, охватывает меня, сжимается вокруг меня. Аккуратно расставленная мебель. Портреты, смотрящие на меня бесстрастными глазами. Высокие часы, отмеряющие оставшееся мне время. Сквозь открытую дверь я вижу Саймона и его родных, довольно улыбающихся, ничем не озабоченных. Весь мир принадлежит им — не потому, что они это заработали, а по праву рождения. Им неведомы голод, или страх, или сомнения. Им не приходится бороться за то, чего им хочется. Мир просто лежит вокруг них, ожидая, и они спокойно входят в него. У меня болит сердце. Я ведь могла бы легко укрыться под их теплым одеялом. Но я видела слишком много, чтобы жить под таким одеялом.

Я оставляю жемчужную брошь на каминной полке, хватаю пальто раньше, чем горничная успевает мне его подать, и выхожу в холодные сумерки. Саймон не пойдет за мной. Он не из таких. Он женится на девушке, которая не похожа на меня и которой эта брошь не покажется слишком тяжкой ношей.

Воздух прозрачен и холоден. По улице бредет фонарщик с длинным шестом. За его спиной загораются фонари. За Парк-лейн раскинулся Гайд-парк, и зимнее покрывало уже легло на его будущую зелень. А еще дальше — Букингемский дворец, в котором правит женщина.

Возможно всё.

А завтра я возвращаюсь в школу Спенс, на свое место.

Школа Спенс, эта суровая, импозантная леди за время моего отсутствия обзавелась добродушным лицом. Я никогда не была так счастлива за все мои шестнадцать лет, как в тот момент, когда снова увидела это место. Даже горгульи подрастеряли свою злобу. Они теперь похожи на домашних зверьков, которым не хватает ума спуститься с крыши, и потому мы оставили их, полных бодрости, жить там.

Слухи, вспыхнувшие в тот вечер, когда констебль нашел меня на Бейкер-стрит, уже бушуют в школе. Меня похитили пираты. Я стояла на пороге смерти. Я чуть не потеряла ногу — нет, руку! — из-за гангрены. Я умерла, но, к счастью, пошевелила пальцем ноги во время похорон, до смерти напугав несчастного могильщика, которому пришлось извлекать меня из гроба в последнее мгновение. Просто удивительно, каких только историй не выдумывают девушки от скуки! И все равно мне приятно, что все наперебой предлагают помощь, приглашают в свою компанию, как только я вхожу в комнату. Мне даже не приходится лгать, все сами говорят за меня; я же искренне наслаждаюсь выздоровлением.

Фелисити начала давать младшим девочкам уроки стрельбы из лука. Конечно, малышки в восторге от нее, и от ее парижских гребней для волос, и от того, что она старше и всегда одета по последней моде. Я подозреваю, что они могли бы последовать за ней, как за крысоловом из Гаммельна, пусть даже Фелисити обращалась бы с ними хуже некуда. И еще я подозреваю, что Фелисити все это прекрасно осознает и наслаждается такой толпой поклонниц.

Поскольку у меня строгий приказ от бабушки и от миссис Найтуинг не позволять себе никаких физических нагрузок до полного выздоровления, я просто сижу в большом кресле под горой одеял, принесенных специально для меня. И мне это кажется самой лучшей нагрузкой, так что я намерена продолжать ее так долго, как только это возможно.

Перед школой на большой лужайке установлены мишени. Фелисити объясняет какой-то девчушке лет десяти технику стрельбы, поправляет положение ее рук и спины, девочка хихикает. Получив замечание, девочка выпрямляется, зажмуривает один глаз и пускает стрелу. Стрела неуверенно летит над землей и втыкается в ком грязи.

— Нет, нет! — вздыхает Фелисити. — Повнимательнее, пожалуйста. Я еще раз покажу правильное положение.

Я вскрываю утреннюю почту. Пришло письмо от бабушки. Она до самых последних строчек ни словом не упоминает об отце. «Твоему отцу в санатории стало гораздо лучше, он шлет тебе самые теплые пожелания».

Пришла маленькая посылка от Саймона. Мне страшно открывать ее, но в конце концов любопытство пересиливает. Там маленькая черная коробочка, которую я вернула ему с посыльным вместе с его запиской: «Для хранения всех ваших тайн». И ничего больше. Он удивил меня. Я уже не так уверена, правильно ли я поступаю, отказываясь от Саймона. В нем есть что-то очень спокойное, надежное. Но это чувство — вроде коробочки с двойным дном. Я знаю, что какая-то часть меня может постепенно просочиться сквозь это дно яркого притяжения Саймона — и оказаться в ловушке.

Я настолько ушла в свои мысли, что не заметила, как за моей спиной возникла миссис Найтуинг. Она смотрит на девушек с луками и стрелами в руках и неодобрительно прищелкивает языком.

— Не уверена, что мне это нравится, — говорит она.

— Хорошо, когда есть возможность выбора, — отвечаю я.

Я изо всех сил сдерживаю слезы.

— В дни моей молодости у нас такого выбора не было. Не было такой свободы. Никто не говорил нам: «Смотри, перед тобой лежит целый мир. Тебе надо только протянуть руку».

Пальцы Фелисити разжимаются, отпуская стрелу. Она рассекает воздух и вонзается точно в центр мишени — в здоровенный бычий глаз. Фелисити не в силах сдержаться. Она кричит, радуясь победе, и это так естественно и так не по-дамски… а девочки поддерживают ее.

Миссис Найтуинг покачивает головой и возводит взор к небесам.

— Не сомневаюсь, конец цивилизации близок.

На ее губах проскальзывает легкая улыбка, но миссис Найтуинг гасит ее. И я впервые замечаю обвисшую кожу под ее подбородком и гадаю, каково это — видеть, как увядаешь с годами, зная, что остановить это невозможно. Каково это — посвятить свои дни совершенствованию реверансов юных девушек, выпивать на ночь стаканчик шерри, стараясь не отставать от мира, стремительно несущегося в будущее, и понимать, что всегда оказываешься на шаг позади.