Миссис Найтуинг смотрит на коробочку в моей руке. И слегка откашливается.

— Я так понимаю, вы решили отказать мистеру Миддлтону.

Сплетницы неплохо поработали.

— Да, — отвечаю я. — Все считают меня сумасшедшей. Может, я и в самом деле сошла с ума.

Я пытаюсь рассмеяться, но у меня вырывается лишь короткое рыдание.

— Возможно, во мне что-то настолько не так, что я не смогу быть счастлива с ним.

Я ожидаю, что миссис Найтуинг скажет, что все не так и это видно каждому, что я должна осушить глаза и перестать делать глупости. Но вместо того рука миссис Найтуинг мягко опускается на мое плечо.

— Да, тут лучше подумать еще и еще раз как следует, — говорит она, не сводя глаз с девочек, бегающих и хохочущих на лужайке. — А иначе вы можете однажды вернуться в пустой дом, где останется только записка: «Я ушел». Вы можете всю ночь ждать его возвращения. Но ночи превращаются в недели, недели в годы. Это так ужасно — ждать. Вы просто не в силах этого вынести. И возможно, много лет спустя, поехав на каникулы в Брайтон, вы увидите его, шагающего по тротуару, и вам покажется, что это сон. Но это явь. Ваше сердце начинает биться быстрее. Вам надо бы окликнуть его… но кто-то другой уже его окликает. Хорошенькая молодая женщина с ребенком. Он останавливается, берет ребенка на руки. Это его ребенок. Он пылко целует молодую жену. И протягивает ей коробку конфет. Вы знаете, что это — шоколад «Кольер». Он уходит вместе со своей семьей. Что-то в вас ломается, рассыпается. Вы уже никогда не станете прежней. Вам остается только одно: стать кем-то другим, новым. Но, по крайней мере, с ожиданием покончено.

Я едва дышу от потрясения.

— Да. Благодарю вас, — говорю я наконец, когда ко мне возвращается голос.

Миссис Найтуинг легонько похлопывает меня по плечу, а потом разглаживает на себе юбку, разгоняя морщинки у талии. Одна девочка громко кричит, подзывая других. Она нашла цыпленка, непонятно откуда появившегося среди зимы, осиротевшего. Цыпленок пищит в ее руках, а девочка несется к миссис Найтуинг.

— Ох, ну что теперь с ним делать? — бормочет наша директриса, начиная действовать.

— Миссис Найтуинг, пожалуйста… можно нам оставить его у себя?

Лицо юной девочки горит энтузиазмом и состраданием.

— Пожалуйста, пожалуйста!

Девочка пищит не хуже цыпленка.

— Ох, ну хорошо…

Девочки восторженно визжат. Миссис Найтуинг приходится повышать голос, чтобы ее услышали.

— Но я не стану за него отвечать! Вы должны сами о нем заботиться. Вы решили его оставить. Но не сомневаюсь, что я пожалею о своем решении, — фыркнув, говорит она. — А теперь, надеюсь, вы меня извините, мне бы хотелось дочитать книгу, причем в одиночестве, чтобы ни одна шумная девочка меня не беспокоила! И если вы придете звать меня на ужин и обнаружите, что мое тело осталось в кресле, а душа отлетела к ангелам, вы поймете, что я скончалась в одиночестве, а это можно назвать истинным блаженством!

И с этими словами миссис Найтуинг решительно направляется к зданию школы. По меньшей мере четыре девочки останавливают ее по дороге, чтобы спросить кто о чем. Они просто осаждают ее. Но наконец она справляется с их проблемами и скрывается в школе, преследуемая стайкой учениц. Конечно, ни за какую книгу она не примется до самого вечера, и я вдруг понимаю, что это как раз то, чего она желает — быть нужной кому-то. Это ноша, которую она несет с радостью. Миссис Найтуинг на своем месте. Она нашла его. Или место нашло ее.

После ужина мы собираемся у камина в большом холле, и как раз возвращается мадемуазель Лефарж — после выходного дня, проведенного в Лондоне с инспектором Кентом. Она сияет. Я никогда не видела ее такой счастливой.

— Bonjour, mes filles![5]— говорит она, врываясь в комнату. На ней красивая новая юбка, нарядная блузка. — У меня есть новости.

Младшие девочки устраивают вокруг нее безумную суету, не давая ей даже сесть у огня и снять перчатки. Когда она наконец устраивается в кресле и стягивает перчатки, мы сразу же замечаем кольцо с маленьким бриллиантом на среднем пальце ее левой руки. У мадемуазель Лефарж и впрямь есть новости.

— Мы поженимся в мае, — сообщает мадемуазель Лефарж и улыбается так, что кажется: она вот-вот лопнет от счастья.

Мы ластимся к нашей учительнице, рассматривая кольцо и забрасывая мадемуазель Лефарж вопросами: а как инспектор просил ее руки? А когда венчание? А можно нам там присутствовать? Это ведь должно быть венчание в Лондоне… нет, в деревне! А у нее будут апельсиновые цветы на счастье? Она приколет их к волосам или украсит ими платье?

— Как радостно думать, что даже такая старая дева, как я, может найти свое счастье! — со смехом говорит мадемуазель Лефарж.

Она смотрит на свое кольцо, не замечая того, насколько она выглядит ошеломленной и ослепленной его блеском.

В первую среду нового года мы отправляемся в очередное паломничество к алтарю Пиппы. Мы садимся у основания старого дуба, пытаясь найти вокруг признаки приближения весны, хотя и знаем прекрасно, что до нее еще очень далеко.

— Я написала Тому и рассказала ему всю правду, — говорит Энн.

— И что? — с любопытством спрашивает Фелисити.

— Ему не понравилось, что его так одурачили. Он написал, что я вела себя ужасно, притворяясь кем-то, кем я не являюсь на самом деле.

— Мне очень жаль, Энн, — говорю я.

— Ну, я думаю, что он просто грубиян и невежа, — заявляет Фелисити.

— Нет, он не такой. И он в полном праве сердиться на меня.

На это мне сказать нечего. Энн тоже права.

— В книгах всегда правда все проясняет и приносит пользу. Добро торжествует. Зло наказано. Все счастливы. Но в жизни, похоже, это не совсем так?

— Да, — киваю я. — По-моему, все просто вскрывается, выходит наружу, и только.

Мы прислоняемся спинами к стволу дерева и смотрим на пухлые белые облака.

— Ну и зачем тогда это делать? — говорит Энн.

Над нами проплывает облачный замок, постепенно превращающийся в собаку.

— Потому что ты не можешь вечно поддерживать иллюзию, — говорю я. — Никто не обладает настолько могучей магией.

Мы долго сидим так, не говоря ни слова. Никто из нас не пытается ни пошевелиться, ни пошутить, ни поговорить о том, что с нами произошло или что случится в будущем. Мы просто сидим спинами к дереву, наши плечи касаются друг друга. И этого легчайшего прикосновения достаточно, чтобы удерживать меня на земле, в реальности.

Я вдруг понимаю, что у меня есть настоящие друзья на этом одиноком пути. Иногда важно не то, что ты ищешь или нашел, а то, что у тебя есть, когда ты в этом нуждаешься.