Брианна смерила Роджера долгим пристальным взглядом.

– На Рождество.

– Что?! – Он заморгал, пытаясь подсчитать дни; календарь в голове начисто сбился. – Когда?

– Завтра, идиот ты эдакий, – с нарочитым вздохом проговорила она, подалась ближе и проделала что-то невообразимое с его соском, а потом в шорохе постельного белья сползла вниз, лишая Роджера уютного тепла. – Ты что, не видел украшения в доме? Мы с Лиззи заставили чертенят Чишолмов наломать еловых веток и три дня плели венки и гирлянды.

Ее голос из-под надеваемой сорочки звучал неразборчиво, но, как Роджер смел надеяться, без особой обиды.

Он сел и свесил ноги, поджав пальцы, когда босые ступни коснулись холодных деревяшек пола. В их собственной хижине у кровати лежал плетеный коврик, однако там сейчас обосновались Чишолмы… Роджер запустил руку в волосы, срочно придумывая себе оправдание.

– Я ничего перед собой не видел, только тебя одну.

Это истинная правда – а она, как известно, лучше самой сладкой лжи. Высунув голову из сорочки, Брианна с прищуром уставилась на Роджера, но, увидев его искренний взгляд, медленно улыбнулась.

Она подошла к постели и обняла его, окутывая запахом бархатцев, душистого белья и молока. Ребенок скоро опять проголодается… Смирившись, Роджер обхватил ее за бедра и привлек к себе, чтобы хоть на секунду прижаться лицом к пышной груди.

– Прости… Совсем забыл. Иначе обязательно привез бы тебе с Джемом что-нибудь в подарок.

– Что, например? Кусочек Исайи Мортона?

С тихим смехом она высвободилась и стала заплетать волосы. На запястье покачивался браслет, который Роджер подарил ей в прошлый сочельник.

– Ага. Из его шкуры вышел бы неплохой переплет для книги. Или ботиночки Джему.

Путь домой был неблизок. Роджер не чуял под собой ног от усталости и хотел лишь одного подарка: снова нырнуть с Брианной в постель и провалиться в глубокий сон любовных грез. Однако его звал долг, и Роджер, зевая и помаргивая, встал.

– Значит, на ужин сегодня гусятина? – уточнил он, копаясь в груде грязной одежды. Где-то должна быть чистая рубаха, но раз хижину заняли Чишолмы, а Брианна перебралась в комнату Уэмиссов, Роджер не представлял даже, где теперь искать свои вещи. Да и нет смысла надевать чистое, чтобы отмывать хлев или кормить лошадей. Переоденется потом, к ужину.

– Угу. А на завтра миссис Баг запечет половину свиной туши. Гусей я подстрелила вчера, и она решила их не коптить. Мы надеялись, вы успеете вернуться к празднику.

В ее голосе опять прозвучали странные нотки.

– Ты что, не любишь гусятину?

– Никогда ее даже не пробовала. Роджер…

– А?

– Просто хотела спросить. Ты знаешь…

– Что знаю?

Голову еще заполнял приятный туман усталости и любовного истощения. Брианна успела надеть платье и уложить косу, а он до сих пор искал чулки и ботинки. Роджер рассеянно тряхнул штаны, и осыпавшиеся с них комки грязи градом застучали по деревянному полу.

– Ты что делаешь! Что с тобой такое?! – рявкнула вдруг Брианна. Она раздраженно вырвала у него штаны, распахнула ставни и с силой принялась выбивать их за окном. Потом швырнула штаны через всю комнату обратно Роджеру.

– Эй! Это с тобой что такое?!

– Со мной?! Ты раскидал грязь по всему полу – и обвиняешь меня?!

– Прости. Я не подумал…

Она сдавленно хмыкнула. Роджер торопливо сунул ногу в штанину, повинуясь чисто мужскому рефлексу. Назревала буря, а любую опасность лучше встречать не с голой задницей. Поспешно завязывая пояс, он затараторил:

– Слушай, прости, я совсем забыл, что скоро Рождество. Я… у меня были важные дела. Я все исправлю. Давай, когда поедем в Кросс-Крик на свадьбу твоей тетушки, я…

– К черту гребаное Рождество!

– Что?..

Он замер, так и не успев застегнуть штаны. Даже в сумраке комнаты было видно, как Брианна наливается краской.

– К черту Рождество, и Кросс-Крик пусть катится ко всем чертям вместе с тобой!

Мимо его уха просвистела деревянная мыльница, с силой грохнувшая о стену.

– Да подожди ты, черт бы тебя побрал!

– Не смей при мне выражаться!

– Ты ведь сама…

– У тебя, значит, «важные дела», да?!

Брианна схватила с умывальника большой фарфоровый кувшин. Роджер пригнулся, но она опомнилась и поставила его на место.

– Я весь последний месяц провела по уши в стирке и детском дерьме, среди истеричек и орущих младенцев, пока ты занимался своими «важными делами», и вот ты заявляешься весь в грязи и топчешься по чистым полам! Ты хоть представляешь, каково скоблить их, стоя на четвереньках? Этим гребаным щелоком?

Она затрясла перед ним руками.

– Ты даже на сына не взглянул и ни слова о нем не спросил – а он, между прочим, научился ползать! Тебе хотелось поскорее завалиться в постель, и ты даже не побрился!..

Роджер почесал куцую бороду.

– Я… хм… просто решил, что ты тоже хотела…

– И пусть! – Брианна топнула, поднимая облачко пыли. – Это здесь ни при чем!

– Ладно. – Он наклонился за рубашкой, опасливо кося на Брианну одним глазом. – Выходит, ты так взъярилась, потому что я не заметил чистые полы?

– Нет!

– Нет, – повторил он, глубоко вдохнул и попробовал снова: – Значит, из-за того, что я забыл про Рождество?

– Нет!

– Тогда потому, что я поспешил заняться с тобой любовью?

– НЕТ! Ты можешь уже заткнуться?!

Роджер и сам над этим подумывал. Однако непреодолимое желание докопаться до правды его не оставляло.

– Тогда я не понимаю, почему…

– Вот именно! В этом-то все и дело!

Развернувшись на голых пятках, она протопала к сундуку возле окна и принялась в нем рыться, что-то злобно бормоча под нос.

Усилием воли Роджер смолчал и рывком натянул грязную рубашку. Он был раздражен и чувствовал себя виноватым – убойная смесь эмоций. Дальше он одевался в напряженной тишине, то и дело порываясь задать новый вопрос, но вовремя спохватываясь, чтобы не разжечь ссору.

Брианна нашла чулки, судорожно натянула их и сунула ноги в разбитые ботинки. Встала лицом к окну и часто задышала, точно перед прыжком в воду.

Роджера так и подмывало сбежать, пока она не видит. И все же он не мог уйти, не выяснив сперва, где совершил ошибку (одному Господу ведомо какую!). Он подошел к ней сзади и положил руки на плечи. Брианна его не оттолкнула, не попыталась засадить ботинком по ноге или заехать коленом в пах, поэтому он рискнул скользнуть губами по ее затылку.