– Поставь на место, – приказал Фауст. – Немедленно! Эта книга не для тебя. И не для меня, – добавил он негромко.

Подождал, пока Вагнер вернет книгу на место, после чего указал наверх.

– Ты будешь жить на втором этаже, там есть еще одна кровать. Немного соломы, пару подушек – и будет вполне уютно. Третий этаж и верхняя платформа для тебя под запретом. Ты меня понял?

Вагнер кивнул.

– Вот и славно, – произнес Иоганн. – И попомни мои слова: если я увижу тебя там, то выпотрошу, как кролика. А теперь помоги мне перенести Сатану и развести огонь, пока мы тут не околели.

Пока они вместе разводили огонь в камине, Иоганн подумал, что когда-то нечто похожее говорил ему Тонио. С тех пор прошла целая вечность…

Но в ту минуту казалось, что это было только вчера.

* * *

Почти все время они проводили на первом этаже башни. Сатана подолгу спала у камина и лишь изредка выходила на воздух. Они помногу читали или играли в шахматы. При этом Вагнер значительно продвинулся в игре. Иоганн по-прежнему его обыгрывал, но теперь партии уже не нагоняли на него тоску, и порой ему даже приходилось поразмыслить. Вагнер тоже находил определенное удовольствие в таком странном времяпрепровождении.

– Ага, вы в раздумьях! Признайтесь! – сказал он, когда Фауст особенно долго раздумывал над своим ходом. – Я заставил вас попотеть.

– Если я и потею, то из-за пекла, которое ты устроил, – проворчал Иоганн. – Опять напихал слишком много дров… Тут жарко, как на костре, которого ты чудом избежал в Кёльне.

Вагнер промолчал и лишь посмотрел на него со смирением. Но было в его глазах еще что-то, чего Иоганн не мог распознать. И позднее, когда он стал все чаще ловить на себе этот взгляд, в голову ему не приходило никаких мыслей. Однако его и без этого занимали более важные материи.

В первый же день Иоганн в одиночку отрыл короб и с замирающим сердцем поднял крышку. Книги и труба были завернуты в вощеные тряпицы и не пострадали. Труды, которые так тщательно сберег Тонио, касались в большинстве своем астрономии. Во многих книгах страницы были испещрены по краям столбцами цифр и символов, для Иоганна совершенно непонятных. Казалось даже, будто Тонио поместил в них зашифрованные пометки – послания, которые он оставил для Иоганна. Ему вспомнились тайные письма, которые они с Маргаритой писали в Книтлингене. И в этом случае наверняка существовал какой-то способ, позволяющий прочесть ряды чисел. Но сколько Иоганн ни бился, разгадать секрет ему не удавалось.

Фауст проводил многие часы в попытках расшифровать записи, днем и ночью. При этом он вздрагивал всякий раз, когда снаружи доносился звук – или снег падал с ветвей, или пробегала дикая кошка, или кричала ворона… Он в любую минуту ожидал возвращения Тонио.

Но наставник не появлялся. Быть может, он навсегда покинул это место?

Если ночь выпадала ясная, Иоганн поднимался на платформу и наблюдал за звездами. Хоть и не сразу, но ему удалось самостоятельно установить трубу. В сущности, устройство напоминало латерну магику: внутри располагалось несколько линз, что и позволяло разглядеть удаленные предметы. Звезды были видны теперь как на ладони. Луна, обычно висевшая над ними желтым диском с размытыми контурами, оказалась усеяна рытвинами и пересохшими морями, как маленький слепок с Земли. И планеты, даже созвездия восьмой сферы, стали видны гораздо лучше.

Правда, что именно скрывалось за пределами восьмой сферы, этого Иоганн увидеть не смог. Наверное, требовались более мощные линзы. Таким образом, он ни на шаг не приблизился к ответу на главный свой вопрос.

Фауст попытался получше изучить линзы, не вынимая их из устройства. Ему еще не доводилось видеть у стекольщиков такой тонкой работы. Настоящее произведение искусства. И в который раз Иоганн задумался, откуда у Тонио взялось это удивительное приспособление. До сих пор он не видел такой трубы ни в университетах, ни при дворе какого-нибудь вельможи.

Оно словно появилось из другого мира.

Тепло пошло на пользу Сатане, она почти не отходила от камина. Иоганн откладывал для собаки лучшие куски мяса, но та к ним едва притрагивалась. Собака быстро худела и лишь изредка лакала немного териака. Всякий раз, когда Иоганн гладил ее, Сатана преданно смотрела на него. У него сердце разрывалось от этого взгляда.

«Что мне делать, когда тебя не станет?» – думал он, и ему казалось довольно странным, что он задает такой вопрос животному.

По дороге они запаслись провиантом, так что им не приходилось наведываться в деревню. Кроме того, снега выпало уже столько, что об этом и думать не приходилось. Под окнами и перед дверью башни намело сугробы. Иоганну и Вагнеру каждый день приходилось браться за лопату, чтобы выйти за дровами.

– Мы здесь как узники! – пожаловался как-то вечером Карл, когда они снова сидели за шахматной доской и за окном сгущались сумерки.

– Хватит нести чушь, – проворчал Иоганн и забрал его ферзя. – Я тебе уже говорил: ты мог бы сидеть сейчас в темнице в Кёльне и дожидаться костра.

– Почему мне нельзя хотя бы подняться на третий уровень? – спросил Вагнер. – Или на платформу? Эта штука, через которую вы смотрите на звезды… Они и вправду становятся намного ближе?

– Я сказал нет, и точка. – Следующим ходом Иоганн поставил Вагнеру мат, после чего развернул доску и принялся заново расставлять фигуры. – Еще раз; теперь ты черными.

В действительности Фауст не знал, почему запрещает Вагнеру подниматься наверх. Там ничего не было. Если не считать размытой пентаграммы – краски на полу до сих пор не выцвели, как и не потускнели воспоминания.

Куча рваной детской одежды…

Несколько раз Иоганн пытался смыть пентаграмму, но тщетно. Она служила напоминанием о том, что Тонио мог вернуться в любую минуту.

* * *

Сатана умерла морозной декабрьской ночью. Вечером она еще лежала у камина, полакав немного териака, а утром, когда Иоганн спустился к ней, была уже мертва. Холодная и неподвижная – громадный скелет, обтянутый лохматой шкурой.

Фауст опустился на колени и долго гладил собаку, вспоминая прекрасные мгновения, пережитые вместе. Они были неразлучны с тех самых пор, как Иоганн покинул Гейдельберг, и пусть это была всего лишь собака, он любил ее больше, чем многих из людей. Фауст лег рядом с Сатаной перед камином и попытался почувствовать хоть какое-то тепло, остатки жизни. Но ощутил только холод.

В последнее время Иоганн многое перепробовал, чтобы помочь Сатане. Собирал в лесу еловые побеги и готовил из них отвар, прощупывал собаке живот. Когда же он наткнулся на твердый сгусток в нижней части живота, то понял, что надежды нет. Он мог лишь облегчить страдания. В сущности, Иоганн был рад, что Сатана умерла сама. Если б собаке стало еще хуже, ему пришлось бы убить ее. И он сомневался, что у него поднялась бы рука перерезать ей глотку.

Они похоронили собаку в яме, где до этого был закопан короб с книгами и подзорной трубой. Читать молитву показалось Иоганну неуместным, однако он долго стоял у засыпанной ямы, не замечая холода и пронизывающего ветра. Вагнер какое-то время постоял рядом, затем тяжело вздохнул, с сочувствием посмотрел на доктора и оставил его одного.