Или это первое знамение грядущих событий? Предвестник кометы Ларуа?

Вагнер сидел за столом и читал книгу. Когда Иоганн быстрым шагом направился к двери, юноша поднял недоуменный взгляд.

– Что случилось?

– К нам гости. И это явно не коробейник из деревни.

Фауст сделал глубокий вдох и распахнул дверь. К ним действительно пожаловал рыцарь. На нем были латные доспехи, а на его плаще Иоганн заметил черный крест, какие носили рыцари Тевтонского ордена. Основанный еще во времена Крестовых походов, орден до сих пор пользовался влиянием при дворах Германии. Иоганн был в недоумении.

Что могло понадобиться от него тевтонским рыцарям?

– Вы доктор Иоганн Георг Фаустус? – спросил рыцарь, старый рубака исполинского роста, с лицом, покрытым шрамами.

Иоганн молча кивнул.

– Меня прислал Вольфганг фон Айзенхофен, – продолжал рыцарь, и его латы скрипнули на морозе, – комтур [43] Тевтонского ордена в Нюрнберге. Он просит вас явиться в Нюрнберг, где вас ожидает старый друг.

– Старый друг? – Иоганн приподнял брови. – Как его имя?

– Я не могу назвать вам его. Вы всё узнаете, когда прибудете в Нюрнберг.

Фауст внимательно смотрел на гостя, но лицо рыцаря оставалось неподвижным. Подул холодный ветер, рванул ставни на окнах. Тем временем подошел Вагнер и с любопытством разглядывал гостя. Рядом рычал Сатана, почти как взрослый пес, словно почуял опасность.

– По-вашему, если меня захотел видеть какой-то старый друг, я потащусь с вами до самого Нюрнберга? – резко спросил Иоганн. – Придется вам объясниться.

Рыцарь кивнул.

– Ваш друг предвидел подобный ответ. И потому велел сказать еще кое-что.

– Я слушаю.

– Он велел передать, что смог бы рассказать вам о некоей персоне, к которой вы питаете немалый интерес. Имя этого человека – Жиль де Ре.

Иоганн стоял как громом пораженный, а имя эхом звучало в его голове. Имя, которое преследовало его почти пятнадцать лет.

Жиль де Ре…

Теперь сомнений быть не могло: этот рыцарь из Нюрнберга был предвестником кометы.

Игра началась.

На несколько мгновений Фауст потерял дар речи. Затем откашлялся.

– Дайте нам час, – сказал он рыцарю. – Мы поедем с вами.

24

Рыцаря звали Эберхарт фон Штрайтхаген – вот и всё, что они узнали о нем за несколько дней пути. Теперь их путь лежал на север. Иоганн прихватил с собой подзорную трубу и кое-какие книги по астрологии. Поначалу Вагнер расспрашивал доктора о причинах столь поспешного отъезда, но тот давал лишь уклончивые ответы, а потом и вовсе отмалчивался.

Собственно, Иоганн и сам не знал, кто или что ожидало его в Нюрнберге. Единственным человеком, который ведал о его интересе к Жилю де Ре, был Конрад Цельтис. Но ученый умер несколько лет назад, и после их памятного разговора в Гейдельберге Иоганн его больше не видел. А кто еще мог об этом знать? Так или иначе, этот загадочный друг знал, что Жиль де Ре не давал Иоганну покоя. И объявился он в тот самый момент, когда в небе, спустя семнадцать лет, должна была появиться определенная комета…

В обществе Эберхарта фон Штрайтхагена они были в безопасности, и в пути их ничто не задерживало. Грабителям хватало ума не связываться с вооруженным рыцарем, в полном облачении и верхом на боевом коне. И рыцари-разбойники, которых в последнее время становилось все больше, держались от них подальше. Хоть Штрайтхаген нечасто прерывал молчание, путники все же узнали, что комтурия в Нюрнберге была последним бастионом кайзера в городе. Свободный имперский город Нюрнберг, подчинявшийся непосредственно ему, в последние годы все больше отдалялся от своего давнего покровителя. Только комтурия Тевтонского ордена еще поддерживала кайзера, и потому их отделение в городе считалось неприкосновенным.

Иоганн мрачно усмехнулся. По крайней мере, там он будет недосягаем для кёльнской инквизиции. Но для чего он понадобился кайзеру и тевтонским рыцарям? И кто этот старый друг?

Через десять дней, проведенных большей частью в молчании, когда мослы уже изнывали от нескончаемой тряски, они наконец-то добрались до Нюрнберга.

Еще издали показалась могучая крепость, обнесенная двойным кольцом стен. Словно корона, высилась она над церквями и бесчисленными фахверковыми домами. Глядя на мощные городские стены протяженностью в три мили, Иоганн насчитал не меньше восьмидесяти башен. От такого зрелища просто захватывало дух. Он повидал столько городов, за прошлый год они с Вагнером побывали всюду, на севере, на востоке, на юге и на западе – но Нюрнберг был особенным. Аугсбург слыл самым богатым городом в Германии, Кёльн славился своей святостью, Эрфурт считался оплотом наук, а в Гамбурге жили самые предприимчивые дельцы. Нюрнберг же был родиной изобретателей. Здесь жили самые умные и находчивые люди. Город стал мозгом и душой Германии, негласной столицей в стране, где никогда не было четкого политического центра. Совсем недавно житель Нюрнберга по имени Петер Хенляйн изготовил часы с пружинным механизмом, которые можно было носить в кармане. А некий Мартин Бехайм представил так называемый глобус, изобразив мир в виде шара, вместо привычного диска. И еще множество других изобретений появились за последнее время в Нюрнберге. Кроме того, здесь обитали многие художники, и в первую очередь – прославленный Альбрехт Дюрер. Так что для Вагнера нашелся еще один повод для радости.

– Может, нам удастся встретиться с Дюрером, – говорил он Иоганну, пока они катили к городу в окружении других повозок, воловьих упряжек и шумных торговцев. – Этот Дюрер, между прочим, хорош собой. Я как-то видел его портрет, написанный им же: он представил себя Иисусом, с длинными волосами и бородой. Хотел бы я знать, что думает на этот счет церковь… – Вагнер рассмеялся и покачал головой. – Если человек сам превозносит себя как Бога, такое вряд ли понравится Папе.

Поля, что простирались вокруг Нюрнберга, еще лежали в снегу. Земля была скудна, а Пегниц непригоден для судоходства, но, несмотря на все трудности, здесь сходились важнейшие торговые маршруты, и город, словно алчный паук, устроился в центре этой паутины. Навстречу попадались многочисленные купцы и мелкие торговцы в тяжелых плащах и бесформенных капюшонах.

– Вы же не кто-нибудь там, – продолжал болтать Карл, – так что встретиться…

– Я не кто-нибудь там, а содомит и чернокнижник, забыл? – оборвал его Иоганн. – Не думаю, что кёльнская инквизиция пользуется здесь влиянием, но я знаю, какую страсть люди питают к слухам. Так что история наверняка дошла и до Нюрнберга – и, скорее всего, щедро приукрашенная.

– Истинно так, в городе о докторе ходит недобрая слава. – Эберхарт фон Штрайтхаген задумчиво кивнул. – Ему приписывают занятия некромантией и жульничество. И знакомство с этим Агриппой из Кёльна кое-кому из церковников не по нраву… Так что мы не станем проезжать через ворота Фрауентурм, а воспользуемся воротами Шпиттлертор. Их стерегут не так строго, и оттуда недалеко до нашей комтурии.