Я думала, Левиафан просто столкнулся со станцией на выходе из своего прыжка. А потом закрылся нами от крейсера харзаи и не отпускал. Разве не так?

Одиссей отрицательно покачал головой.

— То, что зверь оказался в этой системе, вполне может быть случайностью. Но то, что из всех возможных точек он вышел из прыжка вплотную к конкретному объекту? Нет, вероятность такого совпадения астрономически мала. И будь это всё же совпадением, он бы давно покинул станцию и не имел повода к ней возвращаться.

— Слушай… Ведь и мембраны нас пропустили, — вспомнила Ана. — На входе, затем дважды внутри, на пути к самому важному и защищённому месту Левиафана! Я сразу подумала, что это странно: как у него может не быть защиты от проникновения, почему нам так легко удалось войти? Должна быть причина.

— Да, — кивнул Одиссей. — Ничто не происходит просто так, у всего в жизни есть причина. За каждой странностью стоит фактор, который сделал её возможной; любой выбор, к которому склонилась чаша весов судьбы, обоснован тяжестью того, что на эту чашу легло.

— Значит, Левиафан специально искал «Мёбиус», когда бежал от погони? — восхитилась Ана. — Почему?

Ланьяри настороженно ждала ответа. Фокс развернулся в противоположную сторону от рыжей панды со львом и указал на уютный, почти райский уголок.

Панорамный загон опоясал всю стену помещения, загибаясь направо и налево. Тёплый свет, густая растительность, мягкие камни-губки и тонкие родники, сеточкой стекающие по ступенчатому склону; повсюду виднелись ягоды, цветы и спелые плоды. Сплетения лиан висели между камнями и водопадами, на них росли кусты-шары с крупными листьями — словно маленькие домики, ведь в каждом из них обустроил себе гнездо зверёк.

Зверьки были неприметные, тихие и неяркие, с тонкими и тёмными перепончатыми крыльями со стальным налётом. На этих крыльях проступал каркас из слегка выступающих острых граней, сходящихся в сложные узоры. У существ были маленькие внимательные глаза, чуткие уши и мокрый нос, они одновременно напоминали белок-летяг, летучих мышей и лаксианских пушехвостов. Их было несколько десятков, каждый отдельно, но при этом все вместе, довольные жизнью, размеренные, чуткие. Спокойные.

— Иксарские хонни, — Ана прочитала сопроводительное инфо и вздрогнула. — Иксарские!

— Одна и та же атмосфера, и очень схожая флора и фауна ста семнадцати планет, — сказал Одиссей. — Хонни живут на каждой из них. И в этой биосфере есть одна особенность, о которой я узнал только сегодня, но которая идеально подтверждает мои догадки. Особенность в том, что у хонни в экосистеме всех ста семнадцати планет нет никакой угрозы и естественного врага.

Он помолчал и добавил:

— По сути, хонни и Левиафаны с пустыми капсулами и черными дырами внутри — единственное, что осталось от сверх развитой расы, жившей пятнадцать миллионов лет назад.

— Никто не нашёл родину иксаров, — эхом отозвалась Ланьяри, глядя на мирную колонию зачарованно, как будто впервые увидела нечто, выходящее за рамки привычного. — Из всех возможных технологий, из всего их наследия остались редкие обломки и вот эти живые корабли. Но о том, что Stellaris Gravitas Transfugae — часть экосистемы Иксара, раньше никто не знал. Ты догадался первым, человек.

— Мы понятия не имели, что иксары ещё пятнадцать миллионов лет назад владели одной из высших технологий. Причём, использовали её на такую… мелочь, как живые корабли, — поразилась Ана. — Но что же убило их расу? Может, какой-то враг сумел уничтожить их базы и стереть все упоминания о культуре, языке? Разрушить все технологии?

— Не враг, — сказал детектив, глядя на спокойных зверьков. — Они сами.

Повисла пауза.

— История каждой цивилизации как песня. Все чем-то схожи, у всех есть дикость, варварство, развитие. И закат. Но каждая цивилизация проходит собственный путь, и каждая завершается по-своему. Одни расы уничтожают себя сами, других истребляют враги, третьи гибнут от бедствия или катаклизма, четвёртые угасают от потери смысла и желания жить, а пятые переходят на иной уровень организации сознания. Жизнь написала множество финалов для завершения каждой из своих историй. Но у народа иксар финал… неоднозначный.

— Какой? — спросила Ана, затаив дыхание.

— У меня нет доказательсв, только домыслы. Доказательств в принципе нет, потому что иксары намеренно стерли их миллионы лет назад. Мы знаем, что они послали по галактике Левиафанов с почти безграничным источником энергии внутри, и с пустыми капсулами для перевозки экипажа, которого нет. Мы знаем, что киты разносят по галактике атмосферу и биосферу… как будто специально созданную для этих зверьков. И эти планеты терраформируются для них, чтобы хонни просто жили. Жили счастливо.

Ланьяри внезапно поняла. Обрывки сложились в её разуме одной картиной, гепардис охнула и прильнула к силовому полю, отделявшему вольер от посетителей зоопарка.

— Они? — воскликнула Ана, поражённо глядя на зверьков. — Вот эти маленькие… Но зачем?!

— Почему ты так любишь зверей, Ланьяри? — спросил Фокс. — Почему вместо разумных выбираешь помогать им?

— Потому что они невинны, — прошептала гепардис. — И потому что разумные слишком несчастны. Делают несчастными себя и других.

Её титановые когти впились в силовое поле вольера, они казались чистыми, но Фокс уже понял, что эти когти знали множество цветов крови самых разных существ.

— Может, иксары тоже так решили? — спросил детектив. — Они развивались выше и выше, познавали мир всё полнее, совершали грандиозные дела… Но однажды поняли: как ни стремись к идеалу, достичь его невозможно. Побеждая одно несчастье, разумный начинает страдать от другого. Неимущий страдает от лишений, а получивший всё страдает от того, что ему некуда стремиться и нет того, ради чего стоит жить. За абсолютным улучшением следует абсолютное вырождение.

Человек улыбнулся.

— Конечно, это могут быть лишь красивые слова, демагогия на пустом месте.

— Нет, это правда, — выдохнула Ланьяри. — Разумным жить тяжелее. Разумным быть больнее. Я знаю.

Как и Фокс, она говорила на основании пережитого опыта.

— Пожалуй, да. И с чего мы взяли, что высшая форма жизни и высшее счастье — быть разумным существом? Может, иксар решили иначе и финальным актом своего развития… стали хонни? Может, они стёрли все следы своей цивилизации, потому что поняли, что цивилизация тупиковый путь? И запустили программу генетической деградации. Если так, то никто не уничтожал их планету, они по-прежнему живут на ней, одной из ста семнадцати. Только теперь живут, не зная страданий и хлопот.

Зверёк напротив них улыбнулся,