– Помнится, росске нанесли ракетные удары по вашим штабам и тыловым складам. Не будет ли достопочтенный синно Коноэ столь благорасположен, что снизойдет до объяснения мне, неразумному: что может помешать Советам ударить такими ракетами по нашим островам? Или даже по дворцу Сына Неба?

– Они так далеко не летают… – начал было Коноэ, но командующий Объединенным флотом грубо оборвал его: – Чушь! Что помешает росске установить свои реактивные снаряды на самолеты? Или кто-то забыл о бомбардировке листовками[273]?!

Генералы содрогнулись от подобной перспективы и промолчали, а потому премьер продолжил:

– Я также хотел бы униженно молить Божественного Тенно обратить внимание на то, что эти так называемые союзники одной рукой предлагают нам договор, а другой – поставляют оружие нашим врагам. Буквально в прошлом году китайские бунтовщики получили из Германии и Италии почти шестьдесят танков и танкеток, много стрелкового оружия и зенитные орудия.

Котохито осталось только ненавидяще взглянуть на Еная и скрипнуть зубами: военно-морская разведка Японии оказалась на высоте! А премьер покойно закончил:

– Но даже если предположить, что мы заключим этот противоестественный союз и действия нашей империи, Германии и Италии будут иметь успех – подчеркиваю: если! – то что получим мы? Немцам и итальянцам достанется развитая часть России, с городами, промышленностью, шахтами, а мы? Мы получим много-много леса, хотя нам хватает корейского, много-много комаров и совсем мало железных дорог. А всего остального – еще меньше!

– Что вы предлагаете, Енай? – спросил вдруг император.

Премьер-министр подобрался, как пантера перед прыжком:

– Мы униженно молим Сына Неба отказать Германии и Италии и предложить союз России. Если хотят – пусть забирают себе Север Китая, но за это пусть помогут нам захватить юг. Для них Тихий океан – всего лишь задний двор, а для нас – парадное крыльцо. Нам есть что попросить у них, а взамен – взамен можно предложить им пересмотреть Портсмутский мир. Вернуть Сахалин, например…

– Как вы смеете, – начал Коноэ подрагивающим от бешенства голосом. – Как смеете вы, ничтожный, предлагать такое Божественному Тенно?! Это будет позор…

– Это будет выгодный обмен, бака[274]! – коротко бухнул Ямамото. – Пусть дадут нам топливо для кораблей, новые самолеты, танки, сталь, уголь. Ради этого можно пожертвовать Карафуто[275]. И пригласить в правительство принца Такамацу…

– Да это… бунт! – воскликнул Котохито. – Принц Такамацу – слабоумный! Он связан с Сэнгеем Танака[276]!

В этот момент император поднял руку, и все смолкли.

– Во имя блага империи мы полагаем необходимым рассмотреть предложение адмирала Еная, – произнес Хирохито. – И будет правильным, если на переговоры в Советскую Россию отправится наш брат Нобухито.

Прибытие японской делегации в Москву было несколько неожиданным, но вполне обыденным делом. Не всполошились ни Германия, ни Италия – а что, собственно, случилось? Они и сами заключали с Советской Россией договора, пакты и тому подобное. Британская империя благосклонно взирала на то, как ее недавний союзник и младший партнер пытается наладить отношения с северным соседом – непредсказуемыми большевиками, совсем недавно открывшимися с другой стороны. И очень страшной стороны. Красные вломились в большую политику рассвирепевшим носорогом, от которого разумные люди стараются держаться подальше. Поэтому переговоры Японии с Россией вопросов не вызвали. Вот разве что в Нью-Йорке несколько человек задали сами себе вопрос: «А что это джапы забыли у красных? Так здорово воевали, и вдруг…» Но долго об этом не думали: в Америке с новой силой вспыхнула гангстерская война, и признанный босс мафии Фрэнк Костелло начал сдавать позиции под натиском «молодых да ранних», занявшихся сбытом наркотиков. Силы Костелло были многочисленнее, но «молодые» оказались лучше подготовлены и намного лучше вооружены. Чего стоили одни только малогабаритные высокоточные пистолеты-пулеметы, которые легко прятались под пиджаками, но по эффективности превосходили знаменитые «томи-ганы». Так что Америке было не до того.

И совсем уж никто не обратил внимания на включение в состав делегации Страны восходящего солнца некоего тюса[277] по имени Нобухито. Конечно, если бы его поставили во главе делегации, да еще и назвали тронным именем – Такамацу, это вызвало бы значительный переполох среди дипломатов всего мира, а так… Ну кому, скажите на милость, есть дело до скромного тюса Нобухито?

В кремлевском зале царила напряженная тишина. Ждали японцев, среди которых в Москву прибыл и уникальный принц – принц-коммунист. Замер изваянием Молотов, Ворошилов и Тимошенко стояли навытяжку, точно в карауле у поста № 1. Берия чуть покусывал губу и слегка одергивал свой идеально сидящий пиджак, а Орджоникидзе переминался с ноги на ногу и все никак не мог отыскать удобную позу. Только Сталин, казалось, был совершенно спокоен – даже как-то расслаблен. Разве что под усами бродила легкая улыбка.

– Серго, если тебе так хочется танцевать – попроси, чтобы музыка была, – обронил Вождь небрежно. – Лезгинка. И товарищу Булганину, если надо руки вымыть – надо вымыть, – добавил он, глядя на Сергея Александровича, нервно потиравшего руки. – Лучше прямо сейчас вымыть, а то потом перед гостями неудобно будет. Как-то нехорошо получится: товарищ Булганин – заместитель председателя Совнаркома, а руки – грязные.

Нервозность ожидавших была понятна: в секретном меморандуме Японская империя предлагала СССР военный союз, передачу Маньчжурии китайским коммунистам, готова была вернуть КВЖД и юг Сахалина… Не задаром, конечно, но их требования были не так уж и велики. Или очень велики – как посмотреть. Советский Союз должен был немедленно вмешаться в войну в Китае, но теперь уже – на стороне Японии. Направить коммунистов Китая против Гоминьдана и помочь японской армии авиацией, танками и спецназом.

Это и так нелегко – повернуть штыки против недавнего союзника, маршала Чан-Кайши, а тут еще на носу большая война в Европе. И потом: не обманывают ли японцы? А вдруг? А если?..