– Утром понедельника прибывает постоянная почта из Берлина, Бреслау, Нойса, Глатца, Ольмюца и Брунна, а кроме того, из Польши, – внезапно визгливым голосом поведал он. – Вечером ее доставляют из Брюсселя, Голландии и всех Нидерландов, из Англии и Испании только раз в две недели; затем приходит почта из Франции, Кельна, Франкфурта, Вюрцбурга, Нюрнберга, Мюнхена, Аугсбурга, Иншпруха, Тринта, Мантуи, Флоренции, Рима, Милана и Турина, а также из Зальцбурга, Пассау и Линца. Во вторник утром ее привозят из Праги, Дрездена, Лейпцига, Гамбурга, Нижней Саксонии, Хильдесхайма, Брауншвейга, Ганновера и Хальберштадта; затем – из Эдинбурга, Вараждина, Аграма и из Хорватии. С этой почтой путешествуют также денежные переводы и письма из Петервардейна. После полудня прибывают акции из Граца, Клагенфурта и Виллаха, а также из Венгрии и Зибенбюргена. В пятницу на восходе солнца то же самое, что и в понедельник утром, добавляется только Хорватия; вечером прибывают те же, что в понедельник, письма из городов империи, кроме Зальцбурга, Иншпруха и Тринта. Дополнительно еще из Праги, Венгрии и Зибенбюргена, как и во вторник. Ну, что ты на это скажешь? Неплохо для восьмидесятипятилетнего, а? – с вымученной улыбкой заметил он.

Старый аббат хотел произвести на меня впечатление своей памятью, даром, который уже никто во Франции не ценил. Я ответил словами восхищения, которые наверняка прозвучали для моего собеседника несколько неискренне, поскольку он помрачнел еще сильнее, чем раньше.

– Синьор Атто, я вправду хотел… – попытался я подбодрить его, подыскивая слова утешения, которые так и не сорвались с моих уст.

Мелани остановил меня печальным жестом, словно говоря: «Ладно, ладно». Мы некоторое время шли молча, я поддерживал его за руку.

– Теперь, когда жизнь дофина в опасности, все стало яснее, – наконец продолжал он. – Что-то или кто-то интригует в равной степени против Франции и Австрии. Кто-то или что-то, кто выше всего, поскольку «король-солнце» и Победоносный – заклятые враги в войне, взаимно ослабляющей всю Европу.

– Значит, вы сомневаетесь, что дофин действительно болен оспой?

– А ты думаешь, что император болен? – с горьким сарказмом спросил он меня.

Больше сказать было нечего. Теперь, когда великий дофин слег, Атто открыл свои истинные мысли: он никогда не верил, что у Иосифа Победоносного оспа.

– Выдать яд за заразную болезнь легче легкого. Не только придворный лейб-медик, монсеньор Фагон, но и никто иной из врачей королевской семьи понятия не имеют, как лечить такой вид болезни, – заявил Атто. – Ибо, как только обнаруживают дом, где поселилась оспа или какая другая заразная хворь, медикам запрещается даже приближаться к больному. Чтобы ни один из членов королевской семьи не заразился. В таких случаях здравый смысл требует консультации с теми парижскими медиками, которые занимаются такими болезнями каждый день.

– Может быть, они сделали это.

– Они никогда этого не сделают, – с многозначительной улыбкой сказал он.

– Это же могло случиться и здесь, при императорском дворе! – От испуга глаза у меня широко раскрылись. – Врачи императора могут столь же мало знать об оспе, как врачи великого дофина.

Я сразу предположил, что за болезнью Иосифа I может скрываться неизлечимое действие яда, но осознав, что это подозрение подкрепляется словами Атто, я вздрогнул.

Теперь я хорошо понимал, отчего на аббата на днях напали колики. Какой там шоколад и мадам Коннетабль! Нездоровье имело причиной болезнь императора: старый опытный шпион сразу понял, что в игру вступили злые неизвестные силы и что Франция в такой же опасности, поскольку не относится к этим силам. В некоторых играх, это понял даже я, нужно быть в числе убийц, если не хочешь оказаться жертвой.

– Мальчик, – прошептал он, внезапно останавливаясь и хватая меня за плечо, – мне почти удалось в одиночку остановить войну в Европе, которая длится уже одиннадцать лет! Хорошо организованная группа заговорщиков может добиться многого, причем без усилий.

– Турки! – воскликнул я и рассказал Атто о проделках дервиша с Угонио.

– Угонио? – вздрогнул Атто, услышав имя осквернителя святынь.

Я поведал ему о тех обстоятельствах, при которых обнаружил его.

– Точно, теперь я вспомнил: это грязное создание ведь родом из Вены. Мир действительно тесен, – он почти недоверчиво покачал головой. – Спустя столько лет я и впрямь с удовольствием повидал бы его… или, скажем, снова встретился с ним, – печально поправился он, намекая на свою слепоту.

То удивление, которое вызвали мои слова у Атто, уверило меня в том (если после его признания мне это и в самом деле было нужно), что он действительно ни при чем. Я сильно ошибался.

Я пояснил ему, что Клоридия подслушала разговор Угонио и Кицебера, когда они планировали добыть чью-то голову. Аббат напряженно слушал меня. Я, рассказывая, внимательно изучал его лицо, однако черные стекла очков мешали мне разглядеть тайные движения его души. Я напомнил ему и о таинственном предложении, которое произнес ага в присутствии принца Евгения, и, наконец, подытожил все удивительными османскими легендами о Золотом яблоке.

– Только одно мне неясно, – заключил я, – имеют ли отношение турки к болезни великого дофина? Блистательная Порта всегда была союзником Франции…

– Это не важно. Важна методика.

– Что вы имеете в виду?

– Сами по себе османы – ничто. С течением столетий он всегда были вооруженной рукой Запада, которая сама восставала против Запада же. Двести лет назад король Франции, Франц I, предложил Сулейману Великолепному напасть на империю в Венгрии; предложение, которое было принято и успешно реализовано. В Италии город Флоренция попросил у Мохаммеда II помощи против Фердинанда I, короля Неапольского. Венеция пользовалась войсками султана Египта, чтобы прогнать португальцев с восточных берегов Средиземного моря, поскольку они мешали венецианцам заключать торговые сделки. Существует и множество итальянских военных техников, которые предлагали султану свои услуги, если их хорошо оплачивали. Когда Филипп II Испанский собирался захватить Португалию, он подарил королю Марокко территории, чтобы настроить его на мирный лад, и тем самым передал христианские земли в руки неверных – лишь для того, чтобы ограбить короля-католика! Даже папы Павел III, Александр VI и Юлий II искали поддержки у турок, когда это казалось им своевременным.

И тридцать лет назад, в 1683 году, я слышал большую часть этих неславных примеров из уст Мелани. Только одного эпизода не хватало в рассказе Атто, и я понял, почему он умолчал о нем: в том же самом 1683 году наихристианнейший король тайно поддерживал турок, когда они осаждали Вену.

– Османы – идеальный инструмент. За свою долгую жизнь я видел очень многих, и были среди них бандиты и злодеи.

Мне было трудно поверить в это. Кто знает, сколько грязных сделок с неверными провернул Атто по приказу своего короля…

– Среди этих бандитов были лица с живым выражением врожденной жестокости, – продолжал Мелани, – и раскаяние было неведомо им. Ибо не достаточно иметь душу, нужно ее наполнить еще и присутствием Божьим, чтобы страдать от своего падения, чтобы испытывать стыд. Христианские преступники, слава Господу, наоборот, носят на челе своем признаки борьбы со злом, пусть даже они и проигрывали бои. А среди османов преступники точно такие же люди, как мудрецы. Когда я смотрел на них, взгляд турецких бандитов был увереннее, чем мой. Я не мог не видеть в них людей с другой природой, отличной от нашей, людей, которые в действительности не понимали христианских значений слов «грех» и «добродетель». Тот, кто их не понимает, вне христианства, даже вне самой человеческой природы. Когда я имел дело с османами, мне довелось узнать, что в культуре, почти столь же древней, как христианская, все основано на совершенно иных устоях, что действительно существует такой феномен: люди без совести!