Сколько раз я со вздохом раздражения отворачивался от мистиков, понимавших слово «душа» буквально, усматривавших за нашей банальной способностью вести несколько параллельных жизней неясную надежду — или скрытую угрозу — на то, что человечество переступило черту, за которой его ждет новая судьба.

И вот я здесь. И мне предлагают ключевую роль в величайшем событии со времен Большого Взрыва!

Чтобы получить ее, мне всего лишь надо умереть.

Это случится в любом случае. Ты лишь ускоришь событие на несколько минут.

Вообще-то мне не нравится, когда меня подталкивают.

Схвати что-нибудь. Хотя бы дубинку.

Оглядевшись, я заметил лежащий на консоли острый карандаш и не успел даже что-то подумать, как он оказался у меня в руке, а рука потянулась к правому глазу.

Одно резкое движение — и вот вам новый мир.

— О Боже, — простонал я.

И в ответ прозвучал мой собственный голос:

— Да. Я здесь. И будь уверен, это пойдет мне на пользу.

Лежа на холодном каменном полу, я держал на весу свое единственное оружие — согнутую в колене и успевшую окаменеть ногу, оторванную мной от собственного тела.

У меня был всего лишь один шанс бросить ее так, как надо. В пусковой установке что-то щелкнуло, а на экране загорелась надпись — «готов».

Зануда, направивший меня сюда, замолк. Вообще-то без публики как-то скучно.

Давай, сказал я себе.

Рука — мой единственный функционирующий орган — напряглась…

Заостренный конец карандаша приблизился к глазу. Машина послала мне сигнал поддержки. Один тычок, и родится новый мир, мир, в котором станут явью миллиарды самых отчаянных надежд.

Сколько раз я убивал себя, начиная с шестнадцатилетнего возраста?

Но то были дитто.

Мое органическое тело протестовало. Оно хотело жить!

Неделю назад подобная стычка с инстинктом заставила реального Махарала отказаться от проекта и броситься искать спасения в ночи.

— Но ты же покрепче, — ответил мне мой собственный голос. — Соединись со мной. Все будет, как при загрузке.

Когда дитто знает, что вечером вернется к своему большому «я», ему достаточно и одного дня. Разве здесь не то же самое? Святые шли на костер с гораздо меньшей уверенностью.

О'кей, — подумал я, чувствуя, как крепнет рука.

Кончик карандаша дрогнул…

Почти перед глазами замигали предупредительные огоньки.

Внимание! Внимание!

Неисправность в пусковой установке.

Исполнение режима приостановлено.

Система диагностики быстро отыскала причину остановки — в голографическом шаре появился странный чужеродный предмет. Известие о диверсии спровоцировало острый резонанс — Красный, Серый и все их виртуальные копии заволновались.

Почему не летят ракеты?

Ага, вот и помеха — еще один «я»!

Зеленый № 2, в чьи обязанности входило чистить сортиры и подстригать лужайки… Да этот тупица уже давно должен был раствориться!

Зеленый? Тот, объявивший себя Франки и отправившийся искать самореализации? Интересно, как он здесь очутился. На экране компьютера появилась новая надпись:

Инициировано восстановление.

— Не отвлекайся, — пробормотал мой собственный голос. — Установка сама устранит неисправность. Займись делом.

Мое дело — достичь бессмертия с помощью карандаша, как это сделали Эшер и Эйнштейн. Подстегнутое адреналином, сильнее заколотилось сердце. Рептилия, примат, пещерный человек, городской житель — все пытались бунтовать. Но теперь духовная решимость сильнее инстинкта.

Как при загрузке, подумал я, собираясь с силами.

Карандаш отдернулся — меня опять что-то отвлекло.

На это раз боль. Ослепляющая, пронзительная, яркая…

Йосил понял мой план — как смерть реального Альберта может отбросить его в сторону!

Йосил реагирует, направляя поток рафинированной боли на Альберта.

Бедняга Альберт мычит от боли, видя огонь, чувствуя запах серы. Адские боли невыносимы для животной плоти. Бежать! Или драться!

Голем Йосила кричит с качелей, призывая свою дочь спуститься вниз, оттолкнуть Альберта и занять его место в луче!

Тогда, клянется он, их соглашение останется в силе. Но сейчас ей надо поспешить.

Остались секунды. Мне надо вернуть Альберта в фокус. Показать ему, что боль — это только иллюзия.

— Боль — это только иллюзия, — убеждает меня мой собственный голос. С моего языка срываются слова, пришедшие извне. — Боль — это мираж по сравнению с гиперреальностью великого ландшафта душ.

— Смотри, Альберт.

— Смотри!

И вновь передо мной простерлась величественная панорама, превосходящая все земные красоты. Призывающая отойти от края адской бездны, предлагающая взамен небывалые возможности «небес».

Чувственные наслаждения рая!

Блаженство понимания и любви.

Никаких фокусов и обманов. Все бесчисленные высоты, к которым только может стремиться дух, — мои. Нужно только отказаться от суетного мира.

Не мои — наши, — подумал я, представляя лучший мир для всех. Всех людей.

Сработало!

Мои животные инстинкты и желания отступили, смягчились, сопротивление ослабло.

И все же…

Проникая за неведомые горизонты, я чувствовал близкое мерцание зеленого дитто, почти неподвижного обрубка, распростертого на холодном полу какой-то комнаты в верхней части этого лабиринта и беспомощно наблюдающего за попыткой пускового механизма избавиться от жалкой керамической ноги. Мужественная жертва голема лишь ненадолго отсрочила неминуемую гибель города. В лучшем случае на несколько минут.

Конечно, он ничего не знает ни об открывающихся широких горизонтах, ни о всеобщем благе, ожидающем человечество за новой чертой, ни о бескрайней вселенной духа.

И все же…

И все же…

Что-то было такое… что-то непередаваемо трогательное в том, как он лежал там, со всевозрастающим отчаянием наблюдая за крушением своей последней надежды и сознавая бесполезность, тщетность своей жалкой, благородной попытки остановить машину, приведенную в действие гением.