Однако в документах Генштаба никаких свидетельств неповиновения или дезертирства в рядах военных нет. Офицеры на местах выполняли приказы вышестоящих командиров. Они действовали в соответствии с данной ими присягой на верность советской конституции и нарушать ее не собирались. Мало кто – среди них Варенников – был готов идти на любые меры ради «восстановления порядка». Слишком часто в последние годы политические лидеры делали военных козлами отпущения за применение силы против мирного населения. Советские офицеры хорошо помнили уроки Тбилиси, Баку и Вильнюса. Генерал Александр Лебедь принадлежал к этому большинству. Сначала он получил приказ командующего ВДВ Павла Грачева «организовать охрану и оборону» российского парламента. Лебедь встретился с Ельциным, который дал согласие на размещение танкового батальона. Ни тот, ни другой, впрочем, ясно не отдавали себе отчета в том, что, собственно, происходит. На следующий день Грачев отчитал Лебедя за «глупость» из-за размещения танков у Белого дома и приказал их отвести. Лебедь понял, что начальник использует его в какой-то игре. Демократически настроенные журналисты сообщали по западному радио, что Лебедь перешел на сторону Ельцина. Затем появился слух, будто Лебедь совершил самоубийство. Сам Язов поверил этой дезинформации и был удивлен, увидев того живым и здоровым у себя в кабинете 20 августа. Все это заставило Лебедя действовать крайне осторожно и удерживаться от каких бы то ни было действий в отсутствие ясно выраженного письменного приказа от командования[1043].

Так же рассуждали и бойцы спецгруппы «Альфа». Это элитное подразделение под командованием офицера КГБ Виктора Карпухина было готово к штурму российского парламента. Как вспоминает один из ветеранов группы, в поддержку им были выделены спецназ ГРУ, вертолетчики и части ВДВ. Все понимали, что выполнить такую миссию без огромного числа жертв невозможно: «Никто не хотел брать на себя крови россиян». Когда это стало ясно всем, объясняет ветеран, «начались проблемы с приданными нам силами. Вертолетчики доложили, что не могут нанести удар ракетами по Белому дому, потому что могут по ошибке попасть в американское посольство. Каждый старался от себя отвести роль лидера в начале этой боевой операции. Ребята из ВДВ якобы не могли попасть на свои базы, так как у них не было бензина. Сотрудники ГРУ тоже старались от этой ситуации откреститься»[1044].

Внутри Белого дома, однако, никто не знал, как военные и КГБ будут реагировать на отданные приказы. Ельцин и его окружение считали, что штурм может начаться в любую минуту. Из различных источников в КГБ и от ветеранов-афганцев они получали предупреждения о начале последних приготовлений. Министр обороны РСФСР генерал Константин Кобец вместе с вице-президентом Александром Руцким отчаянно названивали командирам размещенных в Москве военных частей, с некоторыми из которых они были хорошо знакомы по совместной службе в Афганистане. Еще одним центром, куда стекались разведданные и откуда исходили распоряжения, был кабинет Геннадия Бурбулиса. Оттуда своим коллегам и друзьям звонил глава «российского КГБ» Виктор Иваненко. Бурбулис вспоминает, что Иваненко сидел на телефоне «три дня без сна и еды. Я слышал, как он говорил в трубку: «Коля, помнишь там нашу охоту? Ну я тебя прошу, пожалуйста, воздержись. Это большая афера, ничего из этого не получится, и лучше нам быть здесь как бы вместе». Иваненко даже позвонил командиру «Альфы» и предостерег его против выполнения антиконституционных приказов. Это подтверждает и ветеран «Альфы»: «Самое для нас неприятное было в том, что и защитники Белого дома, и те, кто должен был нападать, знали друг друга. Мы работали в КГБ многие годы вместе, и скрыть какую-то информацию друг от друга было практически невозможно». Большая часть офицеров КГБ в регионах Российской Федерации с первого дня путча занимала выжидательную позицию, готовая присоединиться к победителю[1045].

Некоторые, опасаясь худшего, тихо покидали здание российского парламента. Одним из них был премьер-министр РСФСР Иван Силаев. «Поражение неизбежно, а я старый человек, хочу в последний раз увидеть жену и детей», – читал Ельцин в его глазах. Потом Силаев возвращался и уходил снова. Только что вернувшийся из отпуска мэр Москвы Гавриил Попов пришел в здание российского парламента, но, опасаясь за свою жизнь, спрятался в подвале и, по некоторым свидетельствам, успокаивал нервы алкоголем[1046]. Десятки тысяч человек на площади перед Белым домом стояли под холодным моросящим дождем без какой бы то ни было защиты, но не уходили. Они были готовы служить живым щитом для обороны парламента в случае штурма, защитить демократически избранное правительство. Среди них была и Джилл Брейтвейт, жена британского посла. Мужественная женщина убедила своих русских друзей идти на баррикады «на защиту Горбачева и всех либеральных ценностей». Время от времени на площади появлялся тот или иной широко известный человек, поднимая дух присутствующих. Защищать российский Белый дом из Америки прилетел всемирно известный виолончелист Мстислав Ростропович. Ночь в здании вместе с беременной женой провел вице-мэр Москвы Юрий Лужков. Поздно вечером, не говоря ничего своей жене Нанули, приехал и выступил перед людьми Эдуард Шеварднадзе. Появление этих знаменитостей давало надежду, что насилия удастся избежать[1047].

Около 11 вечера в Белый дом пришел Егор Гайдар. В кабинете Бурбулиса он встретил многих известных интеллектуалов, готовых умереть во имя демократии. «Ощущение информационного вакуума есть, и это очень страшно», – рассказывал он два дня спустя. Все ожидали начала штурма между двумя и тремя часами ночи 21 августа. Так планировало и командование «Альфы». Гайдар, как и многие другие, вспоминал демократически избранного президента Чили Сальвадора Альенде и его последние минуты во дворце Ла Монеда во время военного путча Пиночета в 1973 году. Он уже забыл о рациональных доводах о необходимости российского Пиночета, к которым пришел двумя днями раньше[1048]. Сотрудники расположенного через дорогу посольства США также были убеждены в неотвратимости штурма. Все, кто находился в обращенной к Белому дому части посольского комплекса, спрятались в подвальном спортивном зале главного здания. Джеймс Бейкер, летевший в это время в Брюссель для участия во встрече НАТО, с минуты на минуты ожидал звонка из Ситуационной комнаты Белого дома с сообщением о том, что силы КГБ «штурмом прорвали баррикады и что Ельцин убит»[1049].

Около половины третьего утра послышались выстрелы со стороны Садового кольца, рядом с ведущим к Белому дому широким Калининским проспектом. Большинство защитников решили, что давно ожидавшийся штурм начался. У главы личной охраны Ельцина Александра Коржакова было несколько вариантов, как вывести российского президента из здания. Он подготовил парик, накладные бороду и усы. Самым простым считалось укрыться в посольстве США. Коржаков разбудил задремавшего прямо в одежде Ельцина и повел его к