автомобилю. Однако Ельцин, спросонья не сразу сообразивший, о чем идет речь, просить убежища у американцев отказался. В этом его поступке проявилась не только склонность к показным, демонстративным жестам, но и присущий ему политический инстинкт, вера в судьбу. «Во все время путча, – вспоминал он, – меня не покидало чувство, что нам все время помогает какое-то чудо»[1050].

Самым надежным активом Крючкова был маршал Язов. Войти в состав ГКЧП его заставило опасение за судьбу Советской армии в случае распада государства. Но были у Язова и личные горести и заботы. За месяц до путча его жена Эмма попала в серьезную автокатастрофу. Она чудом выжила, но одна нога была переломана. О подготовке заговора маршал ей ничего не говорил, и, услышав новость вместе с остальной страной утром 19 августа, она в панике стала названивать с дачи, где приходила в себя после аварии. Муж отвечал ей уклончиво. Тогда Эмма вызвала служебную «Волгу» и попросила подругу помочь ей доехать до Москвы. По колено в гипсе жена маршала погрузилась в автомобиль вместе с креслом-коляской. Язов ждал ее в вестибюле Министерства обороны. Как только подруга ввезла Эмму в кабинет мужа, она разразилась слезами. Подруга вспоминала: «видно было, что ее слезы ранят Язова». Она говорила, что все случившееся – гражданская война, призывала прекратить этот кошмар и позвонить Горбачеву. «Эмма, пойми, нет связи», – ответил ей Язов. На экране телевизора в кабинете Язова тем временем начали показывать пресс-конференцию ГКЧП. Эмма Язова рыдала: «Дима, с кем ты связался! Ты же над ними всегда смеялся. Позвони Горбачеву…»[1051]

Бездействие хунты раздражало Язова. С каждым часом танки и бронетранспортеры на улицах Москвы из символа власти превращались в обременительную проблему – подвоз горячего питания для войск налажен не был, офицеры и солдаты не могли переодеться, холодные дождливые ночи они проводили в машинах, не было даже туалетов. Москвичи приносили продукты и воду и убеждали офицеров нарушить приказ и уйти из города. А когда Крючков стал планировать операцию «Гром», Язов начал осознавать, что прямое вовлечение в конфликт путчистов и Ельцина чревато для армии даже большим риском, чем бездействие. В присутствии командующего ВВС Евгения Шапошникова он вслух задался вопросом, что же делать. Шапошников якобы порекомендовал ему вывести войска из Москвы: «С достоинством передать власть Верховному Совету СССР, сохранив авторитет вооруженных сил». Язов никогда не подтверждал, но и не отрицал факт такого разговора[1052]. Его заместитель Владислав Ачалов в какой-то момент почувствовал, что Язов пытается отстраниться от операции. Даже Варенников, при всей его решимости применить силу, был против того, чтобы армия делала грязную работу, предназначенную КГБ и ОМОНу[1053].

На вечернем заседании ГКЧП проявились разногласия внутри хунты. Бакланов и Крючков по-прежнему считали развитие ситуации благоприятным. Янаев возразил, что ему докладывают другую информацию – лишь немногие поддерживают чрезвычайный комитет. Крючков ему с улыбкой ответил: «Вот и неправильно делают. Надо докладывать то, что надо, а не то, что есть…» Глава КГБ сказал, что ему не удалось договориться с Ельциным и предложил его арестовать. Никто не возражал, но решение тем не менее так и не было принято. Бакланов был настолько расстроен такой неспособностью к решительным действиям, что тут же сел писать заявление о своем выходе из ГКЧП. Язов с мрачным лицом слушал перепалку между соратниками поневоле[1054].

Затем поступило сообщение из Кабинета министров. Там знали, что у советского правительства огромный бюджетный дефицит. Заместитель Павлова Догужиев проинформировал своего шефа, что основные запасы истощатся через несколько дней, а кредитных линий для закупки необходимого импорта у Советского Союза больше нет. Кто-то на заседании ГКЧП вспомнил о стратегических резервах продовольствия, хранящихся на случай войны. В этот момент Язов взорвался. Во время допроса он вспоминал: «Я-то знал, что армейские резервы рассчитаны только на армию, и то на несколько дней. А на 300-миллионное население страны запасов хватит всего на один день. Это же не решение проблемы». Все собравшиеся в комитете начали осознавать безнадежность своего положения[1055].

После окончания заседания ГКЧП в половине одиннадцатого вечера Крючков вернулся на Лубянку для последних приготовлений к штурму российского парламента. Время операции военные и КГБ назначили на три часа ночи, рассчитывая, что в это время толпа перед Белым домом будет самой малочисленной. Заместитель Крючкова Гений Агеев лично разведал обстановку вокруг Белого дома и вернулся с заключением: любая попытка захвата здания неизбежно выльется в кровопролитие. Крючков так и не отдал приказ о начале штурма[1056].

Язов вернулся в свой кабинет в здании Генштаба. Нервы у него были на пределе. Он ждал плохих вестей, и они не замедлили последовать. Колонна БТР Второй Таманской дивизии, выполнявшая приказ об обеспечении комендантского часа, столкнулась с засадой, устроенной молодыми людьми, некоторые из которых были ветеранами афганской войны. Из опрокинутых троллейбусов они соорудили в подземном туннеле баррикаду и заблокировали движение колонны. Стали забрасывать БТРы бутылками с зажигательной смесью и набрасывали на смотровые окна куски материи. Молодые солдаты, напуганные и дезориентированные, открыли огонь. В свалке трое молодых москвичей были убиты. Двенадцать человек, включая нескольких солдат, были ранены[1057].

Владислав Ачалов доложил Язову об инциденте, добавив, что милиция и ОМОН полностью исчезли с городских улиц, оставив армию без поддержки. Для Язова это стало последней каплей. Он снял галстук, расстегнул рубашку и крикнул Ачалову: «Дай команду “Стой!”». Это означало, что войска должны замереть на своих позициях, ничего не делать и не выполнять никаких других команд. Язов позвонил в Моссовет – он хотел, чтобы городские власти помогли убрать баррикады, очистить путь для вывода танков и БТРов. Затем позвонил Крючкову и сказал, что армия участвовать в операции не будет. Вместо себя Язов отправил на совещание в КГБ Ачалова и Варенникова[1058].

В Белом доме тем временем продолжали ожидать самого худшего. В три часа ночи Бурбулис по правительственной линии связи позвонил Крючкову. Шеф КГБ ответил: «Можете спать спокойно». Ставший свидетелем этого разговора Гайдар был потрясен: один человек идет убивать другого, и тем не менее пока что они спокойно говорят друг с другом по телефону, как два правительственных чиновника[1059]. Через два часа по приказу Язова военный комендант Москвы отменил комендантский час. После этого Язов открыл заседание коллегии Генштаба и министерства обороны и приказал вывести войска из Москвы. Встречаться с остальными членами ГКЧП он отказался. Крючков, Бакланов и Шенин ринулись к нему в надежде заставить изменить решение. «Крючков призывал продолжать действовать, – рассказывал Язов следствию. – Он говорил, что не все еще