Затем я спросил Шахта, что он думает относительно призыва к миру, содержащегося в речи государственного секретаря Хэлла в Буэнос-Айресе, и не считает ли он, что Германия примет участие в новой всемирной конференции мира. Он ответил:

– Я убежден, что всеобщий мир является основным условием действительного процветания и что Гитлер согласится на такой мир, но для этого Германия должна сначала получить свои колонии.

Тут я вспомнил, что Гитлер запретил трансляцию в Германии рождественского мирного воззвания папы. Однако я попросил Шахта, в случае если фюрер одобрит предложение Хэлла, известить меня, чтобы я мог послать телеграмму Хэллу в Вашингтон к моменту его прибытия туда. Шахт обещал спросить об этом Гитлера при первой же встрече с ним. Я сомневаюсь в том, что получу какой-либо ответ, так как убежден, что Гитлер отвергнет предложение Хэлла, как только найдет время ознакомиться с ним. Я утаил, что просьба прощупать позицию германского правительства исходила от самого президента, ибо это представляло собой вопрос совершенной секретности.

Вторник, 5 января 1937 г. По сообщению отдельных лиц, получающих информацию из-за рубежа, общественное мнение, несомненно, встревожено. Англо-французское требование о том, чтобы Германия, Италия и Россия прекратили посылку оружия и «добровольцев» в Испанию, осталось без ответа и тогда, когда Гитлер вернулся в Берлин на похороны генерала фон Секта. Генерал Бломберг и другие высшие чины германской армии сопровождали Гитлера на похоронах. Говорят, что генералы выдвинули серьезные возражения против дальнейшей посылки войск в Испанию. Говорят также, что Гитлер не посчитается с этими возражениями.

В последние дни декабря через Италию было послано в Испанию 150 офицеров военно-воздушных сил и 2000 солдат из штурмовых отрядов и эсэсовских частей. Это известие я получил конфиденциально из Мюнхена. Вчера лондонское радио сообщило, что Италия послала 4000 солдат в Лиссабон, откуда они направятся в распоряжение Франко на мадридский фронт. Германия, по-видимому, направила еще 2000 солдат из района Штеттина. Естественно, ни слова об этом нет в немецких газетах.

Сделка о продаже американских самолетов, которую государственный департамент не смог предотвратить по закону 1935 года о нейтралитете, предусматривала поставки на общую сумму в 2700 тысяч долларов. Поскольку поставки самолетов производились частной фирмой, которая направила их одной из сторон в гражданской войне, нельзя было предпринять что-либо. Но Германия громко протестовала до тех пор, пока немецким лидерам не стало известно, что конгресс, сессия которого должна вот-вот открыться в Вашингтоне, намерен запретить эти поставки. Тогда пресса начала ликовать, отмечая, что американский нейтралитет означает германо-итальянское господство в Испании. Это, по-видимому, так и будет, если только Франция не пошлет десятки тысяч солдат и сотни самолетов в Мадрид. Допустим, что Франция это сделала. Развяжет ли в этом случае Германия войну против Франции? А если да, то что будет делать Италия? 11 января Гитлер примет весь дипломатический корпус, и, надо полагать, нам придется услышать много нелестных слов по адресу всех демократических стран.

Понедельник, 11 января. Без четверти двенадцать я был в Рейхспаласте, бывшей резиденции Гинденбурга. Все дипломаты были уже там. Француз, сильно озабоченный положением своей страны, говорил без умолку. Он был очень обеспокоен. Мы беседовали в течение пятнадцати минут, ожидая прихода Гитлера. Итальянец, казалось, был наименее желанным собеседником. Он сторонился меня, как и в августе, когда я вернулся из отпуска, и я отвечал ему тем же. Сэр Эрик Фиппс был сдержан, как всегда, но на этот раз я обнаружил в нем больше симпатий к фашистской клике в Испании, чем прежде. Теперь я убежден, что он почти фашист, как и Болдуин и Иден. Русский посол был спокоен и невозмутим, невзирая на то что его страну поносят здесь каждодневно, начиная с сентября. Ничего существенного не было сказано, хотя я донимал англичанина упреками в крайнем макиавеллизме нашего времени за их договор. Он улыбался, но отмалчивался.

В полдень фюрер вошел в большой зал, где дипломаты, которых было сорок или больше человек, стояли вдоль стен. Поскольку объявлено, что папский нунций болен, во главе шеренги стоял француз. Следующим был я. За нами стояли англичанин, турок и русский в соответствии с продолжительностью пребывания здесь каждого из нас. Вид у фюрера при его появлении был несколько смущенный, лицо – красное. Француз выступил вперед, чтобы зачитать приветствие, составленное папским нунцием, и Гитлер повернулся к нему. Никаких серьезных высказываний, ни явных, ни завуалированных, мы не услышали. Когда чтение приветствия закончилось, фюрер зачитал свой ответ, в котором тоже ничего не было сказано, что довольно странно, учитывая сложность международной обстановки. Я ждал намеков в адрес англичан и французов. Ни слова. Первая речь была составлена и зачитана по-французски; Гитлер ответил на немецком языке. Я мало что понял из первого заявления, но схватил всю суть второго, несмотря на сложность гитлеровской речи.

После обмена приветственными речами Гитлер пожал руку французу, и они стали тихо беседовать по-немецки так, чтобы другие не могли их услышать. Гитлер говорил несколько громче. Я полагаю, что француз жаловался на нападки на Францию, содержащиеся во всех сегодняшних немецких газетах, поскольку Гитлер несколько критически отозвался о французской прессе.

Затем он обратился ко мне, стараясь казаться очень искренним. Я заговорил о неудовлетворительном состоянии торговых отношений между нашими странами. Он ушел от этой темы и высказал удовлетворение по поводу крупной победы Рузвельта на президентских выборах и его конструктивных мероприятий. Я согласился и сказал:

– Я рад, что вы читаете послания президента.

Он ответил, что всегда читает их, но я сомневаюсь в этом. Затем я сказал:

– Недавно я прочел весьма талантливую статью доктора Шахта в журнале «Форин афферс»; в основном я согласен со всеми его высказываниями.

Было сказано еще несколько слов, и беседа закончилась; Гитлер подошел к представителю Англии. Я ничего не понял, о чем они говорили. Гитлер обошел всех и даже сердечно поговорил с русским послом. После фюрера прошел Нейрат, приветствуя гостей и перебрасываясь на ходу несколькими фразами.

Среда, 27 января. Сегодня я получил информацию от американского посла в Москве Дэвиса. Он сообщает, что заверил президента в том, что Шахт стал еще более ревностным сторонником всеобщего мира, чем это было в декабре, когда я беседовал с ним. В своем отчете президенту я проявил скептицизм, помня нападки Шахта на Рузвельта и Хэлла во время нашей встречи в августе.

Дэвис имел важную беседу с Шахтом 16 января перед самым отъездом из Берлина. Шахт покорил его. Сущность беседы сводилась к тому, что Шахт убедил Дэвиса в том, что президент Рузвельт созовет конференцию о мире в Вашингтоне. Шахт предложил, чтобы предварительно была достигнута договоренность о повестке дня такого международного собрания, о главных проблемах и путях их разрешения. Дэвис несколько сомневался в готовности Рузвельта проявить инициативу.