Шахт сказал, что он уполномочен своим правительством предложить Франции и Англии конкретные условия, основанные на следующих положениях: стабилизация современных границ европейских государств; установление вечного мира в Европе; прекращение гонки вооружений; отмена санкций и создание взамен их некоего механизма, который давал бы возможность членам этого предполагаемого союза проводить в жизнь свои решения; замена Лиги наций каким-либо действенным договором между государствами.

Однако до обсуждения и заключения подобного соглашения Германия должна получить обратно свои колонии, доступ к рынкам сырья и районам, открытым для заселения и иммиграции. Шахт, исходя из своих бесед с французским премьером Леоном Блюмом, был уверен, что Франция по крайней мере в принципе поддержит немецкие предложения. В то же время Шахт сообщил, что французский премьер получил резкую отповедь, когда обратился по этому вопросу к английскому министерству иностранных дел.

Помимо Шахта, Дэвис беседовал с рядом своих старых друзей из германского министерства иностранных дел. На него произвело впечатление их единодушное мнение о том, что гражданская война в Испании не является более угрозой всеобщему миру. Кроме того, у него сложилось убеждение, что Гитлер намерен отозвать своих «добровольцев» и технических экспертов из Испании. Дэвис и его друзья пришли к общему мнению, что внутренние дела Испании должны решаться самими испанцами, без давления извне. Я слышал так много подобных заверений от представителей германского министерства иностранных дел, что несколько сомневаюсь в их искренности.

Примерно 25 января я получил сообщение от Хэлла, из которого явствует, что Ильгнер – представитель концерна «И. Г. Фарбен», являющийся президентом Фонда Карла Шурца, пропагандистской организации в США, развил в Латинской Америке активную деятельность, направленную против буэнос-айресской конференции, и особенно против предлагаемых Хэллом торговых соглашений. Насколько мне помнится, Ильгнер заявил в Чили, что он действует там от имени Шахта. Все это заставляет меня думать, что Дэвис попался на приманку в виде нацистских предложений о торговле и кредитах. Во всяком случае, я решил сообщить в Вашингтон свою интерпретацию позиции Шахта. Он в некотором отношении либерал, но у него нет того веса в международных делах, какой ему приписывает Дэвис.

Недавние сообщения, полученные мной, говорят о том, что американские банки рассматривают вопрос о предоставлении крупных займов и ссуд Италии и Германии. Их военные машины уже теперь столь велики, что угрожают миру во всем мире. Мне трудно поверить, но говорят, что Буллит поощряет эти планы.

Пятница, 29 января. Я получил телеграмму от нью-йоркской компании «Кэмикл нэшнл бэнк энд траст», в которой сообщается, что некий Арнольд Бернштейн, гамбургский еврей, президент пароходной компании «Ред стар», и четыре его помощника заключены в тюрьму. В телеграмме говорилось, что упомянутый банк ссудил компании «Ред стар» миллион долларов, а железнодорожная компания «Эри» – четыре миллиона долларов. Если Бернштейн и его коллеги будут задержаны на длительное время, нью-йоркские кредиторы захватят пароходы «Ред стар», на которые у них имеется закладная. Банковские операции не могут быть приостановлены. Я передал этот вопрос генеральному консулу Дженкинсу, поручив ему связаться с нашим консулом в Гамбурге и узнать через него все, что только возможно. Нашему правительству не следует вмешиваться в это дело, так как все заключенные лица – немцы и компания «Ред стар» – немецкая компания, корабли которой плавают под флагом со свастикой. Тем не менее арест приостановил деятельность крупных американских предприятий и даже привел к массовым увольнениям.

Суббота, 30 января. Сегодня фюрер в течение двух с половиной часов говорил перед собранием, которое он именует рейхстагом. Я решил не присутствовать, так как вот уже месяц меня мучает прострел, однако я просил двух наших дипломатов быть там и доложить мне обо всем, что будет сказано. Но я пошел на чай, устроенный кронпринцем; с 1934 года он очень редко приглашает дипломатов в свой дом. Вечер был довольно интересный. Было много дипломатов, немецких предпринимателей и специалистов. Я беседовал в течение нескольких минут с несчастным кронпринцем, а также с его умным сыном Луи Фердинандом. Их, по-видимому, очень радовала мысль, что американцы настроены дружественно к свергнутым Гогенцоллернам. Ходят упорные слухи о том, что через год-два должен произойти переворот, который восстановит престарелого кайзера на императорском троне. Несколько дней назад я слышал, что движение развивается слишком стремительно и это может привести к провалу гогенцоллерновских планов. Во всяком случае, на этом большом вечере в Потсдаме ко мне было проявлено дружелюбие. Взоры всех европейцев с тревогой обращены на Берлин: не будет ли здесь произнесено слово, означающее войну? Но фюрер, по сообщению наших сотрудников, слышавших его речь, был настроен более миролюбиво, чем когда-либо с 1933 года. Он сказал, что Германия добилась равенства с другими нациями, ее народ вновь удовлетворен и сейчас она ждет лишь возвращения ей колоний. Ему известно, что другие страны пойдут на это при условии, что Германия согласится ограничить вооружения и вернется в Лигу наций. В этой связи он заявил, что никто не имеет права указывать Германии, сколько солдат или бомбардировщиков она должна иметь. А это значит, по моему мнению, что никакого соглашения о колониях быть не может.

Вторник, 2 февраля. Мы были на камерном концерте и на обеде, которые кронпринц устроил в отеле «Эспланада». На концерте присутствовало около 1500 человек, а на обеде – 200. Я сидел за столом кронпринца, моя жена – за столом его супруги. Кронпринц рассказал мне о пяти годах изгнания, которые он провел на одном острове в Северном море. Я не знал, что он пробыл там так долго. Он говорил об истории Германии, проявив больше осведомленности, чем можно ожидать от бывшего члена императорской семьи. Он согласился со мной в том, что научный уровень исторической литературы в будущее десятилетие почти неизбежно понизится. Кронпринц не сказал, что причина этого – вмешательство партии, но не оставил по этому поводу места для сомнений.

Казалось несколько забавным видеть фрау Шахт низко склоняющейся перед кронпринцем, когда он подошел приветствовать ее, особенно если учесть, что на ее шее отчетливо красовался небольшой нацистский крест. Те же придворные манеры проявили некоторые другие представители правительства и их жены. Шахта не было. Нам не удалось уехать до полуночи. Я заметил французского посла и представителей многих других стран мира. Русский, поляк и турок отсутствовали.

Среда, 3 февраля. Мы были на обеде, впервые данном фюрером в честь всего дипломатического корпуса. Присутствовали многие члены кабинета: Геринг, Шахт, Геббельс и другие. Прием происходил в новом особняке фюрера, законченном всего несколько недель назад; ничего равного по убранству и отделке мне еще не приходилось видеть. Около семидесяти пяти слуг вошли и по-военному выстроились вдоль столов. Гитлер, конечно, не бережет народных денег, хотя он не ел мяса и не пил вина. Вопреки здешним правилам, сегодня шампанское не лилось и тосты не произносились. Лично я не был в состоянии говорить с фюрером, это подействовало бы угнетающе на меня. Я переговаривался через стол с Герингом, который снискал себе славу или, вернее, позор поджогом здания рейхстага в 1933 году и убийствами в июне 1934 года. Я не мог свободно разговаривать с ним, будучи не в силах забыть все это. Однако я не собираюсь утверждать, что Гитлер повинен в меньшей мере.