Джоуи рассказал Джонатану историю о проглоченном кольце, об ужасной сцене в ванной, когда руки у него были полны дерьма, а Дженна стучала в дверь. Когда оба рассмеялись, он обрел желанное утешение. То, что в течение пяти минут вызывало нестерпимое отвращение, превратилось в отменный анекдот на всю оставшуюся жизнь. Когда Джоуи признал, что Джонатан был прав насчет Кенни Бартлса, тот ответил — ясно и твердо:

— Расторгни контракт.

— Это не так просто. Я должен сохранить деньги Конни.

— Найди какой-нибудь выход. Просто поставь точку. То, что там творится, — очень скверная история. Хуже, чем ты думаешь.

— Ты все еще меня ненавидишь?

— Ничего подобного. Хотя ты и полный придурок, но ненавидеть тебя мне в голову не приходило.

После разговора Джоуи почувствовал себя настолько подбодренным, что забрался в постель и проспал двенадцать часов. На следующее утро — в Ираке уже был день — он позвонил Кенни Бартлсу и попросил разрешения расторгнуть со своей стороны сделку.

— Как там запчасти? — спросил Кенни.

— По весу — достаточно, но все это бесполезное ржавое барахло.

— Все равно посылай. Иначе с меня шкуру снимут.

— Ты сам виноват, что купил дурацкие «А-10», — напомнил Джоуи. — Я ни при чем, раз к ним нет запчастей.

— Ты же сам сказал, что частей до черта. И я приказываю: присылай. Я что, чего-то не понимаю?

— А я говорю: ищи кого-нибудь другого на мое место. Я больше не желаю в этом участвовать.

— Джоуи, старик, послушай. Ты подписал контракт. И времени, твою мать, у нас нет совсем. Ты не можешь сейчас все бросить. Если только не хочешь потерять деньги. Во всяком случае, я не могу даже освободить тебя от обязательств, потому что сам еще ни цента не получил за запчасти: польский груз слишком мало весит. Попытайся взглянуть на дело с моей стороны.

— Но это парагвайское барахло выглядит просто ужасно. Сомневаюсь, что армейцы его примут.

— Предоставь все мне. Я знаю, что «Эл-би-ай» времени даром не теряет. Я сделаю так, чтоб система заработала. Просто пришли тридцать тонн, а потом можешь заниматься делами, читать стихи и так далее.

— Откуда мне знать, что система заработает?

— Это моя проблема, парень. Ты заключил контракт со мной — и я говорю тебе: пришли тридцать тонн, и получишь деньги.

Джоуи не знал, что хуже — что Кенни лжет и он потеряет не только уже потраченные деньги, но и влезет в еще большие долги или что Кенни говорит правду и «Эл-би-ай» заплатит восемьсот пятьдесят тысяч за бесполезный мусор. Он не видел иных вариантов, кроме как поговорить с людьми из «Эл-би-ай» через голову шефа. В итоге его целое утро переключали с телефона на телефон в штаб-квартире фирмы в Далласе, прежде чем наконец Джоуи добрался до вице-президента. Он изложил проблему как можно проще:

— В Парагвае нет нормальных запчастей для «А-10», Кенни Бартлс отказывается меня отпускать, а я не хочу посылать вам барахло.

— Бартлс готов принять то, что ты нашел? — спросил вице-президент.

— Да. Но это никуда не годится.

— Не твоя забота. Если Бартлс их примет, к тебе не будет никаких претензий. Поэтому отправляй груз поскорее.

— По-моему, вы меня не поняли, — сказал Джоуи. — Вам не нужен такой груз.

Вице-президент задумался на мгновение и сказал:

— В будущем мы не будем иметь дела с Кенни Бартлсом. Нам не нравится ситуация с «А-10», но сейчас это не твоя проблема. Твоя проблема — что на тебя подадут в суд за невыполнение условий контракта.

— Кенни подаст в суд?

— Теоретически. Ничего подобного не случится, если ты пришлешь запчасти. Просто помни, что мы ведем неидеальную войну в неидеальном мире.

И Джоуи постарался запомнить. Он усвоил: худшее, что может случиться в этом несовершенном мире, — все грузовики «А-10» поломаются и придется заменить их машинами получше, а победа в Ираке таким образом отодвинется на неопределенный срок, а американские налогоплательщики потратят еще два-три миллиона долларов на него, и на Кенни Бартлса, и на Армандо да Росу, и на рухлядь из Лодзи. С той же решимостью, с какой он искал кольцо в собственном дерьме, Джоуи полетел обратно в Парагвай, нанял экспедитора, проследил за тем, как тридцать две тонны запчастей укладывают в контейнеры, и выпил пять бутылок вина за пять вечеров, которые ему пришлось прождать, прежде чем запчасти погрузили в старенький самолет и увезли. Но в этом дерьме уж точно не крылось золотое колечко. Когда Джоуи вернулся в Вашингтон, он продолжал пить; когда Конни наконец переехала к нему с тремя чемоданами, он продолжал пить и плохо спал. Когда Бартлс позвонил из Киркука и сказал, что груз принят и что восемьсот пятьдесят тысяч долларов буквально у Джоуи в кармане, тому стало настолько скверно, что он позвонил Джонатану и покаялся в содеянном.

— Старик, это плохо, — сказал тот.

— А то я не знаю.

— Лучше молись, чтоб тебя не поймали. Я не первый раз слышу о пресловутых контрактах. Не удивлюсь, если дело закончится слушанием в конгрессе.

— Я могу кому-нибудь рассказать? Мне не нужны эти деньги — за исключением того, что я должен Конни и банку.

— Очень благородно с твоей стороны.

— Я не вправе разорить Конни. Вот единственная причина, по которой я это сделал. Но, может, ты бы мог рассказать кому-нибудь из «Пост», что тут творится. Ну, типа, узнал из анонимного источника?

— Не пройдет — если ты предпочтешь оставаться инкогнито. А если нет — сам знаешь, что тебя сотрут в порошок.

— Даже если я выступлю в качестве разоблачителя?

— Как только ты это сделаешь, Кенни и «Эл-би-ай» тебя уничтожат. У них в бюджете есть отдельная статья, чтобы бороться с разоблачителями. Ты — идеальный козел отпущения. Парнишка из колледжа, который продает ржавые запчасти? «Пост» охотно за это ухватится. Не то чтобы твои чувства не делали тебе чести, но я настоятельно советую тебе держать язык за зубами.

Конни нашла работу в агентстве по временному трудоустройству, пока восемьсот пятьдесят тысяч грязных долларов проходили через фильтры системы. Джоуи убивал время, сидя перед телевизором, играя в видеоигры и пытаясь научиться вести домашнее хозяйство — готовить ужин, делать покупки, — но даже простой поход в магазин доводил его до изнеможения. Депрессия, которая в течение долгих лет не давала покоя связанным с ним женщинам, наконец, казалось, нашла нужную жертву и вонзила зубы в Джоуи. Он твердо знал, что должен сделать одну-единственную вещь — рассказать родным о женитьбе на Конни, и не мог этого сделать. Эта необходимость переполняла маленькую квартирку, вынуждая Джоуи жаться по углам и не оставляя воздуха, чтобы дышать. Она нависала над ним, когда он просыпался и засыпал. Джоуи не представлял себе, каким образом сообщить новость матери, потому что Патти неизбежно сочла бы этот брак личным оскорблением. Некоторым образом так оно и было. Но не меньше Джоуи боялся разговора с отцом — он не желал бередить старую рану. День за днем Джоуи откладывал решение проблемы на потом, пусть даже тайна душила его, пусть даже он представлял, как Кэрол разбалтывает новости всем соседям, один из которых, разумеется, оповестит родителей. Конни не подгоняла мужа, и оттого Джоуи все яснее понимал: это действительно его проблема.