Я говорила, и слезы, что с таким трудом пыталась сдержать, все-таки побежали по моим щекам. Я опустила голову, вытирая их, и некоторое время сидела так, не поднимая глаз. Затем обратилась к Иньчжэню:

– Лишь я одна виновна во всех страданиях тринадцатого господина и наказании, что ему пришлось понести. Состояние моего здоровья ухудшилось – это я сама себя наказала, и вина за гибель ребенка также лежит на мне. Все эти годы ты ненавидел не того…

– Замолчи! – с яростью крикнул Иньчжэнь.

На его кулаке, который он опустил на стол, набухли вены. Твердо глядя мне в глаза, Иньчжэнь произнес:

– Уходи! Я больше не желаю тебя видеть!

– Царственный брат! – воскликнул тринадцатый.

Иньчжэнь резко взмахнул рукой, сметая тарелки со стола, и глухо крикнул:

– Убирайся!

Отвесив ему легкий поклон, я быстро покинула покои. За дверью остановилась, прижав руку к груди. Боль в душе была столь сильна, что ноги не слушались меня. Казалось, мою грудь пронзили кинжалом, – я даже провела по ней ладонью, чтобы убедиться, что крови нет. С недоумением покосившись на свою ладонь, хихикнула: оказывается, я давно лишилась сердца. Неудивительно, что мне почудилось, будто кто-то вытащил его из моей груди и унес прочь.

Я стояла в потемках, растерянно думая о том, куда же мне идти. Где мой дом, моя семья? У всех есть семья, а у меня? Папа, мама, сестра… сестра…

Я бормотала себе под нос ее имя и, пошатываясь, бродила, разыскивая ее повсюду. Я искала ее и здесь и там, но везде находила одну лишь темноту. Душу затопили тревога и страх. Сестра, где же ты?

– Барышня!

Цяохуэй бросилась ко мне и, легонько приобняв меня за плечи, мягко проговорила:

– Пойдемте домой.

Я долго глядела на нее и вдруг спросила:

– Почему ты совсем не такая, как раньше? И где моя сестра? Я должна ее найти.

– Госпожа ждет вас в покоях, – ответила Цяохуэй. – Послушайтесь и идите за мной, тогда вы сможете увидеть ее.

Она взяла меня под руку и повела домой. Я чувствовала радость, сходную с той, когда в кромешной тьме вдруг вспыхивает огонек лампы.

Глядя на Мэйсян, что шла впереди и несла фонарь, я спросила:

– А где Дунъюнь? Почему поменяли служанку?

– Дунъюнь вышла замуж, а это новая, – объяснила Цяохуэй.

Вслед за Цяохуэй я шагнула за порог. Фонарь вдруг вспыхнул ярко, будто молния, и в тот же миг я вспомнила, что у меня нет никого. Ни сестры, ни Юйтань, ни ребенка, ни друзей, ни Иньчжэня – у меня нет никого! В следующее мгновение вспышка света погасла, и вслед за ней мое тело покинули все силы. Обмякнув, я лишилась чувств и упала на руки Цяохуэй.

Мое тело, легкое, будто пух, дрейфовало в водах темной реки, и я плыла, не ощущая ни боли, ни печали, ни радости. Я хотела унестись вдаль по волнам, но чей-то голос продолжал упорно звать меня, раз за разом крича «Жоси!» и «Мы все еще друзья!». Находясь в забытьи, я все же осознала, что не могу уйти вот так, мне нужно было узнать, кто это…

– Жоси!

Я беспомощно открывала рот, но из него не вырывалось ни звука.

– Почему ты такая глупая? – воскликнул тринадцатый господин, крепко сжав мою руку. – Став близкими друзьями однажды, мы будем ими всегда! В произошедшем нет твоей вины, и я ни в чем тебя не упрекаю. Если я что-то и ненавижу, так это превратности судьбы.

Слезы покатились по моим щекам, и тринадцатый, достав платок, вытер их, добавив:

– Пообещай, что не опустишь руки. Жоси, так много потерь я вынести не смогу.

Я сжала губы, не проронив ни слова. Мой лоб покрылся холодным потом.

– Не волнуйся, – поспешно сказал тринадцатый. – Мы можем поговорить позже. У тебя много дней сохранялся жар, и твоему горлу нужно еще немного отдохнуть.

Подняв дрожащую руку, я стала рисовать в воздухе. Тринадцатый протянул ладонь, поднеся ее к моей руке, и тогда я указательным пальцем написала на ней: «Очень рада!» Тринадцатый господин кивнул.

– Я тоже всегда радовался тому, что могу быть твоим близким другом.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла, а потому продолжила писать: «Четырнадцатый, хочу…»

Написала всего несколько иероглифов, а сил уже не осталось.

Тринадцатый господин на миг остолбенел, а затем наклонился к самому моему уху и прошептал:

– Ты хочешь, чтобы я сообщил четырнадцатому брату?

Я едва заметно кивнула. Тринадцатый долго молча разглядывал меня. Внезапно решившись, он шепотом спросил:

– Если я сделаю это, ты пообещаешь ни за что не сдаваться?

Я вновь кивнула, сделав рукой жест, напоминающий вспорхнувшую птицу.

Глаза тринадцатого господина наполнились слезами.

– Я постараюсь сообщить четырнадцатому брату как можно скорее, – кивнул он.

Я взглядом поблагодарила его, и он сказал:

– А теперь отдыхай!

Обведя взглядом комнату, я увидела лишь застывшую у занавеси Цяохуэй. Его здесь не было…

Должно быть, он больше не захочет видеть меня. Я медленно закрыла глаза и провалилась в сонное полузабытье.

Я пребывала на грани сознания, не понимая, день сейчас или ночь. Иногда просыпалась, когда в комнате было светло, а иногда – в полной темноте. Сохранять сознание мне удавалось лишь с большим трудом, и я прилагала все силы, чтобы разглядеть лица находящихся рядом. Порой это была Цяохуэй, порой Мэйсян или Цзюйюнь, но ни разу я не видела его. Затем краткое мгновение сознания проходило, и я вновь отключалась, потом опять просыпалась, и так по кругу.

Не знаю, сколько дней и ночей провела в таком состоянии, но в конце концов ко мне вернулась способность говорить. Первой моей фразой была обращенная к Цзюйюнь просьба открыть окно.

– Барышня, вы еще не вполне здоровы, и ветер может быть вреден для вас, – заметила она.

Я, однако, продолжала пристально смотреть на окно, и Цяохуэй торопливо распахнула его. Глядя на плывущие в темно-синем небе белые облака, я вдруг осознала, что мой дом – там, а вовсе не в Запретном городе, где у меня никого не осталось.