Эллик уставился на нее. Потом запрокинул голову и расхохотался, и в этот миг я вдруг ясно увидела его таким, каким он был в юности, – отчаянным и бесшабашным.

– Не было пользы? – повторил он и снова покатился со смеху. Его люди подходили по двое, по трое и оставались смотреть и слушать. Они веселились вместе с ним. Я-то знала, что ради них он и хохочет. – Ты говоришь так, потому что не знаешь, зачем на самом деле нужна ты сама. Но просто поверь, для моих людей эти женщины сгодились на пользу.

– Ты нарушил свое обещание! – Двалия старалась вложить в свои слова уверенность и укор, но прозвучали они как жалобное хныканье ребенка.

Он посмотрел на нее искоса, наклонив голову к плечу, и я поняла, что Двалия еще ниже упала в его глазах. Она сделалась теперь такой незначительной, что он даже снизошел до того, чтобы объяснить ей, как устроен мир:

– Слово мужчины закон. Когда он дает слово другому мужчине, они оба знают, что это значит. Потому что у мужчины есть честь, и если он нарушит слово, данное мужчине, он запятнает свою честь. Мужчина, не сдержавший своего слова, заслуживает смерти. Но все знают, что женщина не может никому дать своего честного слова, потому что какая у женщины может быть честь? Женщины обещают, а потом говорят: «Я не поняла, я не то имела в виду, я не думала, что мои слова так поймут…» Слово женщины ничего не стоит. Она может нарушить его, и так оно всегда и бывает, ведь у женщины нет чести. – Он презрительно фыркнул. – Не стоит даже утруждаться убивать женщину, не сдержавшую слово. Женщины никогда его не держат.

Двалия смотрела на него с открытым ртом. Мне было жаль ее и страшно за всех нас. Даже я в свои годы знала, что именно так поступают калсидийцы. Это говорилось во всех свитках, где упоминалось о них, которые мне доводилось читать, это говорил и мой отец, когда речь заходила о Калсиде. Они спят с рабынями, а потом продают собственных детей. Как Двалия могла ничего не знать о тех, с кем заключила сделку? Ее небелы столпились позади нас жалким и бледным подобием войска, выстроившегося вокруг Эллика. Его люди стояли, широко расставив ноги и скрестив руки на груди или уперев их в бедра. А небелы жались друг к дружке, перешептываясь, как осины на ветерке. Двалия, похоже, утратила дар речи.

– Как я мог обменяться обещаниями с тобой? Что ты могла дать мне в обмен на мое слово? Мыслишку, которую тебе удавалось удержать в своей глупой головенке в ту минуту? – Он с отвращением рявкнул: – Ты хоть понимаешь, какую чушь несешь? – И покачал головой. – Ты вела нас дальше и дальше, навстречу опасности и ради чего? Ни золота, ни денег, ни драгоценных товаров. Всей добычи – мальчишка да его прислуга. Мои люди идут за мной, а я за это делюсь с ними всем, что могу взять. А что мы могли добыть там? Несколько потаскушек для моих ребят. Несколько добрых клинков. Немного копченого мяса да соленой рыбы. Несколько лошадей. Мои парни смеются над этим налетом! А это плохо, потому что они не понимают, зачем забрались так далеко в такие опасные края ради столь жалкой добычи. И значит, они сомневаются во мне. И что же мы делаем теперь, забравшись вглубь чужих и опасных земель? Мы плетемся еле-еле, избегая дорог и деревень, и вот путь, который мог бы занять несколько дней, растягивается на месяц.

А теперь твой мальчишка смеет насмехаться надо мной! Почему? Почему он не уважает меня? Может, он думает, что я такой дурак, каким ты меня выставила? Но я не дурак. Я думал и думал. Я не позволю женщине распоряжаться мной. Я не из тех, кого можно купить за деньги и командовать им, как наемным мечом. Я сам принимаю решения и делаю так, как будет лучше для меня. Но если оглянуться назад, я раз за разом склонялся перед твоей волей. Я перебираю эти случаи в памяти и не понимаю, как так выходило. Я всегда поступал так, как хотела ты. Почему? Кажется, теперь я догадался.

Он наставил на нее палец в обвинительном жесте:

– Я раскусил твое колдовство, женщина. Это все бледный парень, что ходит за тобой хвостом, тот, который еще говорит как девчонка. Он что-то такое делает, да? Ты посылаешь его в город впереди нас, и потом никто не обращает на нас внимания. Хороший фокус, отличный. Мне очень нравился этот ваш фокус. А потом я понял, что ту же самую шутку он играет и со мной, верно?

Я бы солгала. Я бы уставилась на него с ужасом и потребовала объяснений. Двалия же только открывала и закрывала рот, как рыба.

– Ничего такого мы не делаем, – пролепетала она наконец.

– Правда? – холодно спросил Эллик.

Тут раздался стук копыт. И все, даже я, обернулись посмотреть. К лагерю приближались всадники. Виндлайер и его сопровождающие вернулись из города. И тогда Двалия допустила вторую ошибку. Надежда озарила ее лицо.

Эллик заметил это так же легко, как и я. Он улыбнулся самой зловещей улыбкой, что мне доводилось видеть:

– Нет. Ничего такого вы больше не провернете. – Он повернулся к своим людям. Их предвкушение рвалось с поводка, будто гончие на охоте. – Ступайте им навстречу. Остановите. Скажите Виндлайеру, что мы знаем о его колдовстве. Скажите, что вы от него просто в восторге. Пусть он чуть не лопается от самодовольства, как надроченный член. – Эллик рассмеялся своей похабной шутке, остальные подхватили. – Скажите, что эта женщина велит ему больше не околдовывать нас, потому что отныне его путь – с нами. Отведите его в одну из наших палаток и держите там. Нахваливайте его. Хлопайте по плечу, будто он настоящий мужчина. Но остерегайтесь. Если почувствуете, что ваша решимость ослабевает, убейте его. И все же постарайтесь до этого не доводить. Из этого парня можно извлечь много пользы. Он стоит больше, чем все золото, которое нам может дать эта старая шлюха. Он будет нашей добычей, которую мы привезем домой. – Он снова повернулся к Двалии. – От него даже больше пользы, чем от аппетитной бабы.

Принцесса может возражать, король – требовать. Королева или принц могут даже угрожать или предъявлять ультиматумы. Дипломат или посол будет вести переговоры, сотрудничать или торговаться. Но королевская убийца, та, что несет возмездие от имени короля, не имеет подобных орудий. Она сама – оружие правителя, и король или королева из рода Видящих направляют ее, на кого пожелают. Она одновременно может все и ничего, словно фигура на игровой доске. Она ходит и действует, но и только. Она не выносит суждений и не мстит.

Лишь так может она оберегать своего короля, чтобы тот оставался добродетельным и невиновным в подлинных преступлениях. Она никогда не убивает по собственному желанию. Когда рука королевской убийцы наносит удар, это не убийство, но казнь. Меч ни в чем не повинен.

Наставления убийце, без подписи

– Я не знал, как остановить их, – сказал Фитц Виджилант, стоя навытяжку перед странным королевским судом.

Мы собрались в башне Верити. Когда-то отсюда мой король при помощи магии Силы защищал берега Шести Герцогств от красных кораблей. Позже мы с Чейдом и Дьютифулом встречались здесь, чтобы научиться управлять Силой, опираясь на те крохи знаний, что нам удалось заполучить. Как же изменилась комната за эти годы! Когда-то Верити выбрал ее, потому что вид на море с такой высоты помогал ему сосредоточиться на его задаче. Тогда это было пыльное и заброшенное помещение, куда стаскивали слишком старую или вышедшую из моды мебель. Теперь круглый стол темного дерева в центре комнаты был заботливо отполирован, а вокруг него стояли стулья с высокими спинками, украшенными резьбой в виде оленей. Я пожалел слуг, которым пришлось затаскивать мебель на такую высоту по винтовой лестнице. Лант стоял, а за столом сидели король с королевой, леди Кетриккен, Неттл и я.