– Я боюсь задавить ее, – сказала она.

Однако, несмотря на объяснение подруги, Кэт тревожилась. Отношения между Идой и ее дочерью явно не складывались. Оставалось только надеяться, что эта враждебность не перекинется и на ее собственного ребенка, когда Ида примет его в свою семью.

И вот теперь она размышляла, звать ли Иду на помощь. Собственные роды та пережила всего три дня назад… Можно ли предполагать, что она захочет снова принять в этом участие? Кэт знала, что вообще-то ей должно быть все равно. Помощь ей понадобится, ни одна женщина не должна в такой момент оставаться одна. С другой стороны, Иде следовало дать шанс полюбить хотя бы этого ребенка.

Поэтому Кэт решила пока ее не звать. С трудом поднявшись, она заварила себе чай, который, по словам Те Ронги, ускорял процесс родов, даже произнесла несколько молитв отвечающим за это духам – ей казалось, что таким образом она окажется ближе к Те Ронге.

Затем Кэт принялась ходить по комнате, пока схватки не стали слишком сильными. Тогда она разделась и встала на колени на утоптанном земляном полу, но потом подумала, что выложенное сушеной травой туссока ложе в хлеву больше подходит для того, чтобы рожать на нем ребенка. Кроме того, там не придется сдерживать стоны и крики, когда боль станет слишком сильной. Кэт схватилась одной рукой за столбик загородки, в которой стояли лошади, и прислонилась спиной к другому, как учила женщин прародительница Туракихау. И наконец, когда она едва не сошла с ума от боли, ей показалось, что она слышит голос Те Ронги: «Ко те туку о Хинетеиваива…» Это была каракиа, песня, помогающая при трудных родах. Кэт пыталась проговаривать слоги, а не выкрикивать их. Тужась в такт песне, она обращалась к своему ребенку – пока он наконец не выскользнул на солому.

Кэт рожала дольше, чем Ида, но страдала меньше, хотя после всего пережитого решила, что никогда больше не назовет роды рауру нуи, простыми. Рожать малыша, лежа на соломе, оказалось нелегко, но вот теперь она смотрела на него, еще соединенного с ней пуповиной и неуверенно размахивающего ручками и ножками.

– Пора тебе закричать, – простонала Кэт, перерезая пуповину.

Выпрямившись, она ловко подняла младенца за ножки и принялась хлопать его по попке, пока он не завопил. Она рассмотрела его повнимательнее и засияла от счастья, увидев, что тоже родила дочь.

– Твоему отцу это не понравится, – пошутила она и нежно прижала девочку к груди, чтобы немного отдохнуть вместе с ней.

Затем она ополоснулась водой и оделась: осень в Пурау выдалась холодной. На кухне им будет уютнее, чем тут, в хлеву.

– Но я рада! Я хотела иметь дочь! – воскликнула Кэт.

Вскоре у нее снова начались схватки. Теперь ей действительно не помешала бы помощь, было бы неплохо, если бы кто-нибудь позаботился о ребенке. Ей приходилось следить за тем, чтобы не раздавить малышку, пока она, извиваясь между столбиками, выталкивала из себя детское место. Наконец, потная, дрожащая, она легла на солому и, натянув на себя и ребенка попону, провалилась в сон, прижимая свою девочку к груди.

Кэт проснулась под утро. Ребенок лежал у нее на руках, в тепле и безопасности. Девочка хотела было закричать, но Кэт сунула ей в рот сосок еще до того, как она успела набрать в легкие воздуха и завопить. Сначала малышка отнеслась к этому с недоверием, затем робко принялась сосать, но вскоре осмелела. От облегчения у Кэт закружилась голова. В кладовой уже почти не осталось коровьего молока, и ни она, ни Ида сейчас не сумели бы преодолеть десять миль до фермы Редвудов, чтобы попросить свежего. Она будет кормить обеих девочек, если Ида не сможет.

Обернув себя и ребенка одеялом, она встала и вернулась в дом. Все тело болело и протестовало против каждого движения, но в то же время с каждым шагом к ней возвращались силы. Кэт положила себе между ног тряпки, чтобы справиться с небольшим кровотечением после родов, поставила греть воду для чая и для первой ванны ребенка. Когда на улице взошло солнце, ее дочь снова лежала у нее на руках – чистая, сытая и завернутая в свежую пеленку. Кэт решила, что пора познакомить ее с Идой.

Она осторожно открыла дверь в спальню, где Ида еще спала в своей постели, а Кэрол – рядом с ней в корзинке. Кэрол заворочалась, и Кэт поспешно взяла ее на руки, прежде чем та успела расплакаться. Она аккуратно положила свою дочь на подушку рядом с Идой и стала кормить Кэрол грудью. Дочь Иды жадно вцепилась в нее. Питательное молозиво, похоже, больше понравилось малышке, чем разведенное водой коровье молоко. Во время кормления Кэт укачивала ее так же нежно, как и собственного ребенка. Кэрол еще наверняка не наелась, но была довольна. Кэт завернула ее в свежую пеленку и положила рядом с Идой. Только после этого молодая женщина проснулась.

– Смотри, Ида! Наши двойняшки!

Ида с удивлением посмотрела сначала на Кэт, затем на девочек, лежавших слева и справа от ее подушки.

– Ты родила ребенка? Но как… как ты это сделала? И ничего не сказала! Неужели ты была совсем одна?

Кэт с улыбкой кивнула.

– Все прошло не так уж плохо, – ответила она и решила, что почти не лжет. Пока она любовалась своей идеальной малышкой, пережитые ночью ужасы стирались из ее памяти. – Кстати, это тоже девочка, – усмехнулась Кэт. – Но я еще не придумала для нее имени.

Ида знала, что Кэт с радостью назвала бы дочь в честь Те Ронги, но Оттфрид никогда не допустит подобного. С другой стороны, Кэт категорически откажется называть дочь в честь родственников Оттфрида.

Ида осторожно отогнула край пеленки, в которую была закутана малышка, и заглянула в ее нежное личико. Дочь Кэт выглядела не такой измученной, как Кэрол сразу после рождения. Недолгий сон на руках у матери разгладил ее морщинки, кроме того, она меньше плакала. Иде все это казалось чудом: восхитительный малыш, которого ей, судя по всему, принесли ангелы. Именно так она представляла себе материнство, прежде чем столкнулась с ужасной действительностью во время рождения сестры. Она в недоумении улыбнулась, а малышка поморщилась, словно пытаясь улыбнуться в ответ.

Мечта! Не ребенок – мечта! И в голове у Иды вдруг сложились слова – те, которые когда-то произнес Карл в стране, которая тоже была мечтой, казавшейся теперь невероятной, словно то было настоящее чудо.

– Voce é linda, – прошептала она. – Это значит «ты красивая».

Кэт смотрела на нее, хмурясь:

– Хм… Что это ты вспомнила? И на каком языке?

– Красивая… – примирительным тоном произнесла Ида и улыбнулась снова, как три дня тому назад, когда дала своему ребенку имя Карла. – Твой ребенок красивый.

Кэт задумчиво смотрела на Иду. О чем это она?

– Хочешь сказать, мы должны назвать ее Линдой? – Кэт пыталась понять свою подругу. – На языке маори это будет паи.

– Паи – тоже красиво звучит, – робко произнесла Ида. – Но Оттфрид… Если ты назовешь ее Паи, он разозлится. А вот Линдой можно. Просто скажи, что это имя твоей матери.