«Подснежник бессарабский»

2 ноября Северянин уезжает из Сараева из замка Храстовац. В письме Августе Барановой от 15 декабря пишет из Югославии: «С 18 ноября живём здесь. Прочёл одну лекцию и дал концерт. Были пущены в ход оба раза приставные стулья, и многие стояли. Но цены до смешного низкие: от 20 до 5 дин[аров]. Ежедневно десятки визитёров, интервьюеров, фотографов и пр. Почти всегда у кого-нибудь обедаем и ужинаем. Одна почитательница даже ананасы в шампанском на десерт устроила!.. Были на “Онегине” и “Вертере”. Ни мига свободного. Пишу в пальто. Едем на вернисаж выставки А. Ганзена». 24 ноября читает лекцию о русских поэтах начала века, 27 ноября состоялся поэзоконцерт в Белграде. 3 декабря 1933 года журнал «Радио» (Белград, № 49) сообщал: «Игор Север^анин: В воскресенье 3 декабря в 19 ч. на радио час исполнения его произведений».

Уже 5 января 1934 года началось полугодовое пребывание Северянина и Круут в Кишинёве. В письме Барановой от 19 января поэт сообщал: «Наняли особняк в одну большую тёплую комнату. В центре города. Пробудем до весны.

При редакции открываются курсы версификации, и я приглашён преподавателем. Думаю, кроме того, объездить всю Бессарабию, читая лекции о русской и эстонской поэзии и устраивая вечера своих стихов».

Это были последние месяцы вне эстонской земли, последние надежды на литературный заработок и последняя тёплая зима поэта. С декабря 1930 года супруги проводили зимние месяцы в южных краях — в Югославии, Болгарии, Румынии. Вспоминая об этом в стихотворении «К Далмации», датированном «Таллин, 23 ноября 1939», Северянин писал:

Мы прежде зим не замечали, На юге зимы проводя, Меняя вьюжные вуали На звоны южного дождя. Мороз не леденил дыханья, На Бога воздух был похож, И жизнь — на первое свиданье, Когда без пенья весь поёшь. Душа лучилась, улыбалась, Уплывом в даль упоена, И жизнь бессмертною казалась От Далматинского вина!

В Бессарабии ждали Игоря Северянина. Ещё 20 июля в газете «Наша речь» (Бухарест) была опубликована заметка «Игорь Северянин в Югославии». Через полгода русская газета «Наша речь» сообщала в рекламном стиле:

«Игорь Северянин в Кишинёве.

Та-ра-рах! Та-ра-рах! Нас встретила гроза в горах. Смеялся молний аметист Под ливня звон, под ветра свист. “Горный салют” Игоря Северянина.

Так же нежданно вчера приехал впервые в Кишинёв прославленный поэт, чьё имя знает всякий читающий по-русски.

Вчера он посетил нашу редакцию. Из беседы с ним мы узнали, что он совершает турне по Европе. В Кишинёве он предполагает устроить вечер поэзии, на котором прочтёт свои стихи. “СТАРЫЕ” и “НОВЫЕ”, потому что есть “старый” Игорь Северянин и “новый” Игорь Северянин».

Этот диссонанс между старым и новым проиллюстрирован цитатами из стихотворения «Дифирамб». Значительно глубже и доказательнее тезис об эволюции творчества Северянина развит в большой статье «Поэт кружевных настроений». Автор хорошо знает русскую-литературу 1910-х годов и вспоминает, как Сологуб писал: «Появление Северянина — это воистину нечаянная радость в серой мгле северного дня». А когда футуристы «увидели в нём своего верховного идола, — «нет, он не ваш, не будущий, — он — наш настоящий, — запротестовал известный критик Измайлов, — он сквозной и лёгкий отразил пороки, уродства, изломы нашей “тринадцатиэтажной” культуры, “гнилой, как рокфор”, над ним синеющее наше небо и с ним смеющийся классический Пан». Размышляя, почему рядом с «молитвенной чистотой и верностью» уживается «вероломная страсть», К. Хршановская восклицает: «Сколько противоречий! Сколько “напевных опьянений”, надуманно-непривычных слов: лесофея, грёзэр, грёзофарс, павлиньевно, олетнено и т. д.». В заключение подчёркнуто обновление его поэзии, «очищение страданием»: «Всё ненужное, наносное, резкое, черезчур бравурное смыто, сглажено, унесено временем. — Остался большой талант, и его миниатюры-стихотворения, кружевные, лёгкие, как предутренний весенний сон, — как “мороженое из сирени”, как эхо нашей молодости».

В Кишинёве Северянин вновь встретился с «северянистками». Он знакомится с Лидией Рыковой, которая страстно влюбляется в поэта. Здесь весной состоялось знакомство с Викторией Шей де Вандт, написаны циклы стихотворений «Виорель», «Тина в ключе». «Вёсен всех былых весенней», «Неземная по-земному бьётся / Вешняя — предсмертная! — гроза».

Кишинёвская газета «Бессарабское слово» опубликовала стихотворение «Грусть радости» с посвящением «В. Шей де Вандт, моей невесте»:

О, девушка, отверженная всеми За что-то там, свершённое семьёй, Мы встретимся в условленное время Пред нашею излюбленной скамьёй! ................................................................ Газель моя, подстреленная злыми! Подснежник бессарабский — виорель!