Несмотря на окончание этой кровопролитной стычки, Монкальм дал сигнал к наступлению. Французы закричали от восторга и пошли в бой беглым шагом, но слишком быстро (учитывая, что им пришлось преодолевать 500 ярдов до британских линий). Вскоре стало очевидно: политика Монкальма по смешению ополчения и регулярных сил в одном батальоне оказалась катастрофической. Майор Малартик из беарньского батальона объяснил это следующим образом: «Не успели мы сделать и двадцати шагов, как левый фланг слишком отстал, а центр слишком ушел вперед».

На расстоянии, равном половине дальности мушкетного выстрела (от 125 до 150 ярдов), французы остановились, опустились на одно колено и дали сокрушительный залп. Регулярные войска дали залп из мушкетов повзводно, но ополчение открыло беспорядочный огонь. Но еще хуже, что маневр выполнил каждый на свой лад.

Солдаты регулярной армии оставались стоять в шеренгах, перезаряжая мушкеты, а ополченцы, которые привыкли к боям в лесах, где до перезарядки мушкета каждый искал укрытие, бросились на землю и начали возиться со своим оружием. Но, как язвительно заметил Малартик, перезарядка в положении лежа — дело весьма непростое. Подводя итоги недисциплинированности войск Монкальма, он сообщает: «Канадцы, формировавшие вторую шеренгу, а также солдаты третьего ряда стреляли без приказа. Следуя своей привычке, они бросались на землю для перезарядки мушкетов. Это ложное движение разрушило все батальоны».

Многие из атакующих так и не продвинулись вперед с это го места. Похоже, они рассредоточились вправо, поднимаясь с земли. Те французы, которые продолжили наступление, подошли к британским линиям на сорок ярдов, где их с нетерпением ждали солдаты противника, открывшие опустошительный огонь. Командир каждого батальона сам определял свой участок боя и, сделав это, приказывал солдатам бить в цель.

Несмотря на гиперболический шовинизм сэра Джона Фортескью, заявившего, что британцы «дали самый совершенный залп из всех на поле боя», это выглядит явным преувеличением. Никто не способен скоординировать единый залп на линии фронта такой огромной протяженности. Ясно, что французы откатились под натиском.

Когда дым рассеялся, британцы пошли вперед. Пройдя несколько ярдов, они выстрелили снова. На сей раз залп оказался более скоординированным, потому что результат сравнивают с «выстрелом из пушки». На расстоянии примерно от двадцати до тридцати ярдов стрельба из мушкетов восемнадцатого столетия вызывала грозные разрушения. После ряда ужасающих минут французы не выдержали этой канонады, рассредоточились и бежали в направлении Квебека. С кличем «Палаш!» солдаты фрэзерского полка кинулись за ними с холодным оружием. Но на этот раз знаменитая атака Хайлендерского полка привела к меньшему опустошению, чем в других известных случаях. Французы отступали настолько быстро, что преследователи так и не смогли догнать их главные силы.

Вероятно, первый залп французов, данный с расстояния 150 ярдов, нанес Вульфу смертельный удар. Стоя на возвышении перед гренадерским полком из Луисбурга, он сначала получил пулю в запястье (рану командующий перевязал носовым платком), а затем смертельное ранение в правую часть груди. Возможно, ему в пах или нижнюю часть живота попала еще одна пуля на излете.

Истекая кровью, командующий оставался в сознании достаточно продолжительное время, чтобы узнать, что победил. Многие сторонники Вульфа уверены: он пошел в бой, точно зная, что жить ему осталось недолго, поэтому был решительно настроен на то, чтобы опередить болезнь славной смертью в бою. Безусловно, существует огромное количество сведений, что он преднамеренно подставил себя под пули, а его самые яростные критики даже утверждают: непреодолимое желание командующим смерти заставило пренебречь интересами своих войск, подвергая их огромной опасности на высотах Авраама. От гибели их избавила только глупость Монкальма, стремящегося к преждевременному бою.

Смерть принесла Вульфу вечную славу, к которой он страстно стремился. На одной из самых знаменитых из всех исторических картин Бенджамина Уэста мы видим, как вокруг него собрались старшие офицеры, выслушивая слова мудрости из уст павшего героя. Союзники-индейцы печально смотрят на него.

Нужно ли нам сообщать, что не было никаких союзников-индейцев, а офицеры вокруг Вульфа не собирались? В самом точном описании последних минут жизни Вульфа сообщается: он отказался от помощи хирурга на том основании, что оказался уже слишком далеко. Услышав слова «Они побежали!», Вульф спросил, кто именно побежал. Офицер ответил:

— Противник, сэр! Они бегут повсюду.

Вульф ответил:

— Пусть один из вас, друзья мои, отправится к полковнику Бертону. Передайте ему, чтобы он отправил полк Уэбба по возможности быстрее к реке Сен-Шарль, чтобы отрезать беглецам отступление через мост.

Затем он повернулся на бок и сказал:

— А теперь, хвала Господу, я умираю с миром.

Он умер в течение каких-то секунд.

По какой-то невообразимой случайности почти одновременно с ним всего через несколько минут смертельное ранение во время бегства разбитых французов в Квебек получил Монкальм. Многие спорят о том, был ли он ранен крупной картечью из британской шестифунтовой пушки или же его цинично и преднамеренно подстрелили британские снайперы. Командующий был ранен в нижнюю часть живота и бедро.

Хотя Монкальм не истекал кровью на поле боя подобно Вульфу, он умирал, зная это. Трое солдат поддерживали его в седле, когда командующий мучительно возвращался в город. Он продержался до 4 часов утра 14 сентября.

Подобно Вульфу, Монкальм тоже стал объектом мифотворчества. Полотно Жан-Антуана Ватто «Смерть Монкальма» является наглядным ответом Бенджамину Уэсту. И снова перед нами герой, погибающий на поле боя (на самом деле, Монкальм похоронен на кладбище в монастыре урсулинского ордена). Воины индейского племени могавков (которые исторически никогда не были в центре боевых действий) занимают видное место на картине.

Смерть Монткальма вызвала более непосредственные события. Так как два его бригадных генерала, Фонтбонн и Менесергю, тоже получили смертельные раны, во французской армии возник вакуум в командовании. Хаос охватил все, никто не знал ни числа своих потерь, ни числа потерь противника. Оказалось неизвестным местонахождение Бугенвиля. Водрейль до этого времен находился в лагере в Бопорте, медля и откладывая какие-либо действия.

Когда солдаты фрэзеровского полка обнажили свои палаши и отправились в погоню за разбитыми французами, вскоре за ними последовали английские полки с примкнутыми штыками. Все они наступали по полю, где рассеянный свет утра сменился яркими солнечными лучами. На этом поле боя, залитым солнцем, войска понесли самые тяжелые потери. В лесах, расположенных восточнее арены боя, по которым проходила линия фронта Монкальма, сотни канадцев, теперь оказавшихся среди мрачных деревьев, встретили своих преследователей.

Особенно кровопролитная битва завязалась между 78-м Хайлендерским полком Фрэзера и канадцами. Солдаты оказались беспощадными воинами высшего калибра. Позднее Мюррей сообщил: противник «убил и ранил множество наших солдат, а также двух офицеров. Это заставило нас отступить и реорганизовать свои ряды». Только с помощью 58-го Хайлендерского полка и Королевских американских стрелков фрэзеровцы смогли, наконец, справиться с упорным сопротивлением противника, выгнав его из одиночных окопов и отбросив вниз с холмов и за реку Сен-Шарль.