Еще до того, как Эухения прервала свой монолог, я вспомнил, что не только слышал от нее всю эту историю — почти дословно то же самое она рассказывала мне, Сорокину, Стержневу-Феррере и Доминго Косому три года назад, когда мы пытались создать временный союз против «джикеев» на бывшей асиенде «Лопес-23», — но и сам переживал нечто подобное. За месяц до второго приезда на Хайди, на ферме Толяна. Точно так же, оставаясь спящим на топчане в кладовке, я видел все, что творилось в ванной и спальне, где занимались любовью Толян и Таня. Именно тогда я и придумал аббревиатуру РНС для обозначения той странной и жутковатой силы, которая мной управляла. И тогда же, во сне, я увидел в приоткрывшейся тумбочке один из четырех перстней Аль-Мохадов — тот, что с вогнутым плюсом. А потом, уже наяву, вырубив Кар мелу и пристегнув ее к лестнице наручниками, взбежал на второй этаж и нашел этот перстень именно там. Нет, супергадалка определенно не врала!

— О том, что это такое, — продолжала Эухения, — я, если быть откровенной, не имела представления. То, что это не подходило под категорию «вещих снов», которые являются предметом изучения сферы оккультных наук, — несомненно. Вещие сны, как правило, представляют собой некую шифрограмму зрительных образов, которая для непосвященного кажется диким абсурдом. А в случае с Бетти мы имели дело с передачей реальной картины происходивших событий. Сперва я подумала, что речь идет о гипертрофии реликтовой телепатической связи между матерью и дочерью. Той, что устанавливается еще в период внутриутробного развития, а затем сохраняется на какое-то время после рождения. Но Бетти рассказала мне и о других случаях, когда речь шла уже не о Вик, а о других людях, на которых фокусировалось ее внимание. Например, она стала регулярно «посещать» дом мистера Дэрка и становиться свидетелем происходивших там событий. Сначала это касалось только любовных похождений, а затем — совещаний Дэрка с его ближайшими соратниками. Причем у Бетти было немало случаев убедиться, что последующие события реально развивались именно так, как решалось на этих совещаниях…

— Погоди! — перебил я. — Смотри на экран!

Действительно, пока Эухения болтала языком, предаваясь воспоминаниям, я краем глаза присматривал за тем, что творилось на горизонте 94. И момент, когда на совершенно пустом столе, перед которым сидел в полной неподвижности Чудо-юдо, возник «Black Box», не упустил.

Впрочем, как сказать, «не упустил»… «Black Box», как обычно, появился из вспышки, то есть на какую-то секунду или даже меньше экран ярко мигнул, начисто залив все изображение голубым светом, а затем, когда картинка восстановилась, на столе перед Чудом-юдом стоял «черный ящик». Не двухметровая колонна сечением в квадратный метр, как сибирский «черный камень», не «холодильник», с каким я беседовал в президентском дворце, а относительно небольшая коробка, лишь чуть-чуть покрупнее того «черного ящика», который я утащил у Ахмад-хана в прошлом году.

— Пресвятая Дева! — Эухения посмотрела на «ящик» округлившимися глазами.

— И он здесь…

На верхней грани «черного ящика» просматривалось кольцо. «Black Box» был готов к работе и выглядел, если тут это выражение допустимо, вполне обычно. Однако мне еще не приходилось наблюдать таких явлений, которые произошли несколько секунд спустя.

Сначала вокруг кольца возникло нечто вроде коронного разряда: хорошо различимое на телеэкране, несмотря на яркий свет в камере, голубоватое сияние. Появилось оно в виде сферы диаметром около 5 сантиметров, состоявшей из мириад мелких светящихся точек. Довольно быстро эти точки соединились во множество тонких, призрачно-голубых линий, которые стали спирально навиваться на кольцо «черного ящика», словно проволочная обмотка на сердечник трансформатора. Еще пара секунд — и все светящиеся линии-нити полностью «намотались» на кольцо, после чего из шарообразного свечения получилось нечто вроде голубоватой «баранки»-тороида. Но «баранкой» свечение тоже пробыло недолго. Обвившиеся вокруг кольца нити стали свиваться в более толстые и одновременно вытягиваться в направлении Чуда-юда. Затем эти самые толстые нити очень быстро слиплись в какое-то подобие ленты, закрученной в спираль, — ни дать ни взять токарная стружка, только светящаяся! Потом возникла вторая лента, спираль которой завивалась в противоположном направлении. Эта лента была немного шире, и она как бы навилась поверх первой. Получилось нечто вроде светящейся трубки, сплетенной из перекрещивающихся, все ярче светившихся нитей. Спирали продолжали вытягиваться к голове Сергея Сергеевича, накручивая витки одна по часовой, а другая — против часовой стрелки. Соответственно, и трубка, образованная переплетением этих спиралей, все больше удлинялась и все ближе подбиралась к окаменело-застывшему лицу Чуда-юда.

Мне стало страшно. Правда, это был еще не такой жуткий и непреодолимо парализующий страх, который испытал некогда Майк Атвуд, увидев «длинных-черных», а вполне контролируемый, но все же… Отец все-таки, не чужой человек!

Примерно через десять секунд трубка оказалась в пяти сантиметрах от носа Сергея Сергеевича. Именно в этот момент я заметил, что передний конец трубки начинает расширяться и постепенно приобретает форму воронки. Эта самая воронка, свитая из электрических нитей, все расширяясь и расширяясь, стала как бы охватывать лицо Чуда-юда, не соприкасаясь с кожей. Из пересекающихся нитей образовывалась уже не конусообразная воронка, а некая сложная криволинейная поверхность, в основном повторяющая форму головы генерала Баринова. С носом, ушами, глазными яблоками, бородой и прочими деталями. Эта самая поверхность напоминала схематический контур предмета, формируемый на компьютерной модели для создания, допустим, объемной анимации. Постепенно вся голова оказалась оплетенной сетью из голубых линий, а криволинейная поверхность стала формироваться вокруг шеи, плеч и так далее, довольно быстро обволакивая сеткой всю огромную фигуру Баринова-старшего.

Вскоре на табурете сидел уже не конкретный человек, а некая фигура-болванка, сооруженная из все тех же переплетенных между собой голубых линий. Настоящий Чудо-юдо практически совершенно не проглядывал через эту оплетку, и я вообще-то сомневался, остался ли он там, внутри, или нет.

— Боже мой! — ахнула Эухения, которой, вероятно, пришла в голову та же мысль.

Но волновались мы, в общем и целом, зря. По крайней мере в отношении того, что Чудо-юдо исчезнет. Никуда он не исчез, а напротив, исчезла «голубая оплетка», причем почти мгновенно, будто кто-то в один момент ток выключил. Одномоментно с этим исчезло и кольцо на верхнем торце «черного ящика». Опять экран залило светом — пшик! — и «Black Box» исчез, будто его и не было.

Сразу после этого Чудо-юдо пошевелился, встал со стула и подошел к предметам, разложенным на койке. Батя с явным знанием дела приступил к работе. Правда, наша, условно говоря, «телекамера» не показывала его лица, поэтому понять, осмысленно ли он работает или запрограммированно, как биоробот, было очень сложно. Но руки, которые мы видели крупным планом, работали споро, уверенно и четко. С одной стороны, создавалось впечатление, что опытнейший сборщик монтирует некий сложнейший и весьма опасный в обращении агрегат (что-то типа детонатора к ядерной бомбе, никак не меньше). С другой стороны, можно было подумать, что некий великовозрастный дебил с самым серьезным видом и с подлинным увлечением собирает из красивых деталек что-то типа «Спасской башни». Такая у нас когда-то была еще в малолетском детдоме: на довольно длинный деревянный штырь насаживались разноцветные деревянные колесики, потом грубо вырезанные из дерева часы-куранты, затем крыша и, наконец, большая красная звезда.