Андре сам любил делать такое. Не важно, физическая боль или душевная. Ему нравилось. И убивать нравилось, и смотреть, как от боли, на пороге смерти, жертва ломается из совершенного создания божьего превращаясь в испорченную игрушку. Вот и Беляеву. Понравилось. Понравилась возможность безнаказанно причинять боль, сколько угодно боли — там, где человек умер бы, Лукас даже не терял сознания. Понравилась власть. Над аристократом… Эхес ур, да Беляев ненавидит их всех! Знает, как они устроены, признает их силу, и ненавидит, потому что считая себя лучше, никогда, никак и ничем не сможет это доказать даже себе самому.

Что ж, себе самому он доказал. На десять дней. Ничтожный срок для самоутверждения, но для Лукаса вечность. И, да, это правда, калеке не выжить на каторге.

Беляев мало знал про Мезар. Андре не знал вообще ничего. Они, все трое, не знали.

Дэвид отключил защиту от прослушивания и записи, а Андре по лод-дуфунгу велел капитану зайти в кают-компанию.

Служба на «Сонсарке», похоже, учила философскому взгляду на жизнь лучше любого послушничества. Самнанг совершенно без эмоций взглянул на дрожащего, плачущего от страха и неизбытой злости Беляева. Он видел профессора на борту, когда тот выдавал себя за мирвойского хирурга-деимплантатора; он, как и вся команда, знал, что этот хирург — патологический садист, и, как всей команде, ему было на это плевать: среди деимплантаторов хватало садистов; сегодня он увидел, как Беляева доставили из тюремного трюма, и, опять-таки, ему не был до этого дела. Кто попал в трюм, тот перестал быть человеком.

«Сонсарк» перевозил не людей, а вещи, живые и неживые. Именно поэтому не имело смысла спрашивать Самнанга о слепом священнике, который должен был оказаться в предыдущей партии заключенных.

Капитан замер перед Андре:

— Что угодно, благородному фон Нарбэ-амо?

— Связаться с Мезаром.

— С Мезаром нельзя установить голосовую или видео связь, благородный фон Нарбэ-амо. «Сонсарк» может отправить туда сообщение и получить ответ. Мы всего в двух маяках, задержка будет незначительной.

* * *

«Сонсарк» возвращался с новой партией рабов. Вартай, ответственный за связь, теперь целыми днями сидел в аппаратной, выбирался только на проповеди, да и то через раз. Тут строго. Не примешь вовремя пакет с «Сонсарка», значит, и ответ вовремя не отправишь, а это себе дороже может выйти. Порядок во всем, и все такое.

На Мезаре торопились, наполняли контейнеры рудой, работали, как чусры в Эхес Ур. С появлением здесь Шрама и его людей работать стало как-то полегче. В охотку, что ли? Вроде как, на себя вкалываешь, на пользу себе, а не для того, чтобы тупо не сдохнуть. Правда, Кубва озверел совсем, Яман на него влияет плохо, нормы выработки повысил, и индикаторы насыщенности руды теперь не меньше сорока должны показывать. Остальное — в отвал. Для того, что в отвалах переработали, отдельное хранилище есть. А в главном только богатая руда теперь. Больше сделаешь, больше заработаешь, так получается.

И работали же. Кубва, неизвестно почему, открыл свой склад, где у него до убыра всего накопилось, а что-то еще и от прежнего Кубвы осталось, так что за все, что сверх нормы, теперь прямо на Мезаре можно что-нибудь хорошее купить, не ждать, пока «Сонсарк» прилетит, заберет списки заказов, да пока снова вернется. Чего бы не работать при таких-то делах?

А новые на все готовенькое явятся, даже обидно.

Пакет с «Сонсарка» Вартай принял вовремя. К обычному указанию времени прибытия в этот раз прилагалось еще и аудио-письмо. Вартай включил послушать. Ни лха не понял. Незнакомый язык, ни одного слова не разобрать. Но просто так же ничего не пришлют, и ошибки быть не может, раз пришло сюда, значит, есть здесь кто-то, кто послушает и поймет.

Вартай отправил на «Сонсарк» стандартное подтверждение, то, которое просто кнопку нажать и уходит. Без подробностей, короче. Список нужного рано пока отправлять. А сам начал искать Кубву или Ямана. Из аппаратной, благо, не сложно, переключайся с камеры на камеру, да смотри внимательно. С Кубвой еще проще, эту черную тушу слепой не…

Вспомнив про Шрама, Вартай мысленно прикусил язык. Про слепых и слепоту на Мезаре старались не говорить и даже не думать.

Оба обнаружились в трапезной, и Кубва, и Яман. Кубва быстро, жадно жрал, одновременно что-то говорил Яману. А тот, как всегда, ел, будто с золотой посуды. На Мезаре, так-то, разных хватало, и ученые разные там, и всякие образованные люди, и дворяне даже были. Но похожие к похожим тянулись. А эти двое спелись. Странно даже, как не подрались? Ну вот, как-то смогли, раньше один главный был, а теперь два. И, вроде, сговорились как-то так, что и делить им теперь нечего. И то, если подумать-то, у Кубвы, конечно, Мезар. А у Ямана — Шрам. Равноценно получается.

Вартай включил динамики в трапезной. Сказал, что у него тут с «Сонсарка» письмо какое-то, не разобрать никак. Можно было бы самому добежать и лично доложить, но пока добежишь, командиры уже неизвестно где будут. А так, ничего секретного же, все знают, что «Сонсарк» на подходе. Сто дней скоро, как Шрам появился.

Кубва, дожевывая, кивнул, типа, да, придем сейчас. Яман развернулся в сторону от камеры, заговорил с пустым местом. Это значит, Шрам тоже с ними. Его не видно на камерах, если ему не надо. То есть, не так. Его видно, только когда ему это надо. В тот день, когда они с «Сонсарка» высадились, ему надо было. А сейчас незачем. На мониторе ни Шрама нет, ни кресла его летучего, но Яман точно с ним разговаривает. Вместе придут?

Вартай огляделся. Взгляд выцепил набитое доверху мусорное ведро, стопку пустых кювет из-под пайка на дальнем столе, слои пыли на всех поверхностях — все, к чему давным-давно привык, замечать перестал, а сейчас снова увидел. Надо прибраться тут, что ли. Шрам бардака не одобрит.

Вартай вскочил с кресла и начал поспешно наводить порядок. Даже не вспомнил о том, что Шрам бардака попросту не увидит. Про слепых и слепоту на Мезаре старались не говорить и даже не думать.

* * *

— Если ты не начнешь нормально есть, я прикажу кормить тебя внутривенно.

— Если ты не перестанешь разговаривать со мной, как с ребенком, я раздам нуждающимся твой запас сигарет.

— Если ты не перестанешь вести себя как ребенок…

— Заткнитесь вы оба, — не выдержал Кубва, — цапаетесь, будто…

«Будто сто лет вместе прожили»

Он им завидовал. Казалось бы, чему там завидовать-то, один калека, второй нянчится с ним, будто сам к инвалидному креслу прикован, а вот… все-таки. Сам Кубва давно уже ни с кем не делил келью. Разные женщины приходили и уходили, а так, чтобы прийти и остаться, никого не было. Не везет. А, может, характер. У Ямана тоже — разные женщины. Приходят, уходят. А живет он в одной келье со Шрамом, и хотя свободных помещений хватает, оба ничего не собираются менять. Яман говорит, что лучше него никто с обязанностями сиделки не справится, Шрам об этом вообще ничего не говорит. Надо понимать, то, как Яман справляется с обязанностями, его устраивает.