Сказать, что слова Челищева ошеломили Юлю, – это все равно что не сказать ничего. Она долго не могла вымолвить ни слова, а потом спросила:

– А как же… квартира?

– Бросай, – посоветовал Челищев. – Бросай и беги туда, где тебя не смогут вычислить. Я думаю, максимальный лимит времени, который у тебя есть, – это три дня. Да, запомни – если ты здесь, в Питере, хоть кому-то скажешь о том, куда ты уехала, – можешь считать себя покойницей. Ну все. Прощай.

Он повернулся и ушел, оставив плачущую Воронину на лавочке. Две старушки укоризненно покачали головами вслед Челищеву – они решили, что парень только что на их глазах бросил девушку, на которой обещал жениться…

Из телефона-автомата Сергей позвонил в редакцию Андрею Серегину.

Сергею повезло – журналист был на месте.

– Вы меня не знаете, – начал Сергей. – Я читал ваши статьи. До недавнего времени я работал в правоохранительных органах и, как мне кажется, мог бы сообщить вам кое-какую интересную фактуру…

Серегин согласился на встречу сразу, не ломаясь. Они договорились, что через полчаса Андрей выйдет к скверику на «ватрушке» (так коренные питерцы называют площадь Ломоносова).

Челищев приехал к месту минут за пять до назначенного времени и успел докурить сигарету почти до конца, когда заметил спешащего от «Лениздата» Андрея. Обнорский сильно изменился за те годы, что они не виделись: в черных волосах журналиста проклюнулась седина, плечи стали шире, на лице появилось много преждевременных морщин.

– Здорово, Андрюха, – поднялся со скамейки Челищев. – Это я тебе звонил.

– Челищев? – Обнорский хорошо владел собой: если он и удивился встрече, то, по крайней мере, вида не подал. – Не ожидал… Что ты хочешь? – Он не спешил протягивать Сергею руку. – Я слышал о тебе. Как ты догадываешься, это была не самая лестная для тебя информация.

Челищев кивнул:

– Давай присядем, надолго я тебя не задержу…

Они проговорили почти час, точнее, говорил только Сергей, а Обнорский его внимательно слушал. Затем Челищев достал пакет из плотной коричневой бумаги (расширенную копию досье, предназначенного Генпрокуратуре) и протянул его журналисту:

– …Вот и все. Более подробно все изложено здесь. Ты взрослый человек и вроде неплохой журналист. Позволь только высказать тебе одно замечание… Ты в своих статьях все-таки пытаешься подогнать всех под одну универсальную схему, а ее нет, потому что все структуры оргпреступности состоят из людей, а у каждого – своя судьба. Ладно, это все лирика, Андрей, помни одно: то, что ты держишь в руках, – это бомба. В том плане, что эта информация легко может убить того, кто стал ее носителем. Ну да я думаю, ты и сам разберешься…

Сергей встал со скамейки и собрался было уходить, но Андрей удержал его, и они проговорили еще около часа, а на прощание обнялись, как в старые добрые времена…

Вот и настал день Катиного освобождения. Челищев подъехал к «Крестам» в десять утра, припарковал свой джип напротив КПП и начал ждать… Метроном в его груди совсем взбесился и уже не щелкал, а непрерывно стрекотал… Было жарко, над «Крестами» дрожало марево, в котором вязли голоса заключенных, выкрикивавших имена тех, кто пришел их проведать на Арсенальную набережную. Сергей ждал, боясь моргнуть лишний раз, чтобы не пропустить появление Катерины. И все же она появилась неожиданно – вышла из проходной незнакомой отяжелевшей походкой и беспомощно огляделась.

– Катя! – Крик застрял у Челищева в горле, и он, не помня себя, выпрыгнул из машины.

Катерина обернулась к нему, прижала руку ко рту, ее ноги подломились, и Сергей едва успел подхватить ее. Она обмякла на мгновение в его руках, но потом вырвалась с непонятно откуда взявшейся силой.

– Нет! Не трогай! – Катя взглянула ему в глаза и спросила: – Я слышала, что Олег… Это правда?

Челищев успокаивающе улыбнулся и ответил шепотом:

– Мне нужно много разной правды тебе рассказать, но здесь для этого не самое удобное место. Поедем…

– Куда? – спросила Катя, и у Челищева в который уже раз за эти мгновения снова оборвалось сердце. Он никогда не видел Катерину такой беззащитной и слабой. И такой чужой.

– Поедем в наш скверик. Там поговорим, а потом ты сама примешь решение. Не бойся, я ни к чему тебя принуждать не буду. Поехали.

…В Румянцевском садике на Университетской набережной они нашли пустую скамейку и сели. Сергей немедленно полез за сигаретами, но вдруг спохватился, покосившись на Катин живот:

– С тобой теперь, наверное, курить рядом нельзя… Это правда?

Катерина упрямо сжала губы и тряхнула головой.

– Пусть тебя это не волнует. Можешь курить…

Сергей зажмурился, а потом счастливо улыбнулся.

– Значит, правда…

Катя наклонила голову и резко сказала:

– Если это – единственное, о чем ты хотел поговорить, то можем считать, что разговор окончен! – Она сделала попытку встать, но Сергей удержал ее.

– Начнем с того, что Олег жив. И я надеюсь, что ты сегодня его увидишь – вместе с вашим сыном. А теперь слушай меня и не перебивай…

Через полчаса после начала рассказа Катя не выдержала, заплакала и уткнулась лицом Сергею в грудь. Челищев осторожно обнял ее и начал целовать мокрое от слез лицо, с горечью и болью разглядывая морщинки, которых три месяца назад не было…

Когда Катерина успокоилась, Сергей смог продолжать, но разговор шел уже совсем в другой интонации, потому что постоянно прерывался поцелуями и всхлипами…

– Вот такие пироги. Времени у нас мало, так что – быстро едем к тебе, бери самое необходимое и – к Федосеичу. Документы и билеты уже там.

Катя одернула на себе платье и вдруг заявила:

– Опять вы за меня все решили… А еще говорил: «Сама решение примешь, давить не буду…»

Челищев аж подскочил на лавочке.

– Да как ты не понимаешь?! У нас же выхода другого нет, сейчас не время амбициями мериться, я же тебе все русским языком объяснил, Катя!

Катерина снисходительно улыбнулась и покачала головой.

– Все в тебе хорошо, Сереженька мой, вот только иногда ты полностью теряешь чувство юмора… Конечно, едем. Ну чего ты замер? То кричал, что времени нет, а теперь сидишь, как на именинах…

– Ну и время же ты выбрала для шуточек, – только и смог сказать Сергей, вставая и подавая Кате руку.

Она тоже встала и легко поцеловала Челищева в губы.

– Это еще не самая неприятная черта моего характера. Я думаю, тебе в этом скоро придется убедиться. Я из тебя за свои «тюремные университеты» еще все жилы повытягиваю, Сереженька…

Челищев облегченно засмеялся. Раз Катерина могла шутить и иронизировать – значит, силы у нее пока еще есть.

Они заехали в Катину квартиру на Петроградской стороне. Катя приняла душ и переоделась, потом собрала кое-какие вещи в большую сумку и наскоро прибрала.