Габрильянц удивлённо посмотрел на командующего фронтом, не торопясь встал, застегнул ворот, принял стойку, отдалённо похожую на предписанную уставом, выговорил положенное:

– Слушаюсь. Разрешите идти?

В это же время заместитель Председателя Совнаркома, всё ещё глава НКВД Лаврентий Павлович Берия ехал на приём к Генеральному секретарю ЦК ВКП (б) Иосифу Виссарионовичу Сталину. Он забился в угол на заднем сиденье, надвинул на лоб мягкую шляпу и поднял шалевый воротник тонкого пальто из верблюжьей шерсти. Отгородившись таким образом от внешнего мира, Берия размышлял. Предстояло не просто добиться согласия батоно Кобы на арест очередного генерала. Сегодня ставки были куда как выше. Если удастся взять Маркова, заменить его Сталин не сможет – некем. И попытка защититься от превентивного, – Лаврентий Павлович с удовольствием повторил про себя выразительное слово – превентивного, – удара немцев провалится. Она и так почти не имеет шансов на воплощение. Во всяком случае, так уверял Павлов, а он, как ни крути, военный, почти стратег. Но про Маркова многие говорили, что он гений. Тот же Дмитрий недавно бился в истерике перед столом Берии, мол, этот сумеет превратить тщательно организованный бардак в стальной порядок и подготовит части если не для отпора, то хотя бы для того, чтобы погасить энергию первого удара, связать атакующие части вермахта позиционными боями и дать возможность обрушиться на противника всей мощи собранных на западном рубеже дивизий. Тут ещё этот странный Лихарев с его изобретениями. Танкист Павлов утверждает, что, если ручных ракетомётов будет достаточно, обычная пехота, только прошедшая обучение, может останавливать чуть ли не любые бронеколонны. И никакой Гудериан не поможет. Достать сталинского любимчика даже лучшие люди НКВД не сумели. Исчезает, словно нечистая сила, даже где живёт, не смогли выяснить. То есть адрес-то известен, но побывавшие в апартаментах спецы только растерянно разводят руками: судя по толстому слою пыли, года полтора там не ступала нога человека. А щёголь выходит из дома, где прописан, утром и возвращается вечером. Спецы уже навещали «нехорошую квартиру» и глубокой ночью. Никого, темно и пусто. Поневоле поверишь в дьявольщину. О том, чтобы нейтрализовать юнца днём, даже думать не стоило. Хозяин как-то умудряется знать едва ли не всё. И за своих – по-настоящему своих – людей рвёт на клочки любого. Лаврентий, к сожалению, по-настоящему своим стать не сумел. Пока?

В общем, разговор предстоял тяжёлый. И донесение, да что там донесение – донос начальника контрразведки фронта, как там его… да хрена ли, неважно, серьёзным компроматом не выглядел. Хоть бы этот дурак догадался написать, будто Марков ставил под сомнение военные таланты Сталина. Тогда надежда хоть какая-то была бы. А так пара машинописных листов в картонной папке повод для разговора с вождём давала, но основанием для компрометации была никудышным.

* * *

Хозяин читал творение Габрильянца долго. Он держал бумажки перед глазами, подносил их поближе и отстранял на всю длину руки, хмыкал, посасывая пустую трубку. Периодически опускал листки на стол и вперивался в наркома жёлтым тигриным глазом. Потом, будто разглядев что-то в лице Берии, снова углублялся в текст.

Наконец он швырнул рапорт на сукно столешницы и спросил:

– Чего ты хочешь, Лаврентий?

К этому руководитель НКВД был готов:

– Командующий Особым фронтом публично высказывает мнение, противоречащее линии партии. Тем более, он – вчерашний зэк. Разве можно допускать такое? – Берия построил фразу так, чтобы никак не обратиться к вождю: ни уважительно-фамильярно – батоно, ни официально – товарищ Сталин, ни по-свойски – Коба. Не дай бог не попасть в настроение. Вождь крайне редко демонстрировал свой гнев на людях. Но наедине…

– А кто определяет линию партии на сегодня? Ты? Или этот твой, – Иосиф Виссарионович брезгливо, одним пальцем поворошил листки, – Габрильянц?

– Но ведь мы дружим с Гитлером, товарищ Молотов подписал пакт. Боремся за мир…

Сталин усмехнулся в усы:

– Наивный Берия. Сюжет, достойный кисти Рафаэля. Тебя накрутил Павлов, или Марков мешает каким-то твоим планам?

Берия застыл в ужасе. К его счастью, развивать тему Коба не стал.

– Если завтра о том, что мы будем воевать с немцами, скажу я, тебе и на меня донос напишут? – Товарищ Сталин взял ручку и что-то написал в верхнем углу верхнего листа, протянул резолюцию наркому внутренних дел:

– Прочти. И руководствуйся на будущее.

Раздражённые буквы бежали наискосок, пересекая аккуратный машинописный текст: «Товарищ Марков. Объясните автору этой …, что надо заниматься делом, если он на это способен. Если нет, решите его судьбу по своему усмотрению. Вплоть до… И. Сталин».

– Бумагу оставь, – приказал Хозяин. – Я сам её перешлю командующему фронтом.

– Шлемофон наденьте, тщгенерал, – выпалил штурман 43-й истребительной авиадивизии майор Румянцев. Был он небольшого росточка, кругленький, затянутый в новенькую кожанку, скрипящую при каждом движении, как новое седло. Над румяным курносым лицом вился светлый чуб.

Марков принял из протянутой руки чёрную ушанку, повертел и неловко напялил на голову.

– Позвольте, тщгенерал, – майор привстал на мыски и аккуратно поправил головной убор. – Если что, сюда будете говорить, а в наушники услышите, что я скажу. Или с земли что сообщать будут.

– Вас как по имени-отчеству? – спросил комфронтом.

– Игорь Иванович, – расплылся в улыбке штурман. Похоже было, что естественное состояние его физиономии – ухмылка. Такой вот весёлый человек.

– Давайте условимся, Игорь Иванович, вы меня называете Сергей Петрович. Никаких званий и должностей. Тем более, по условиям полёта это не положено.

– Так точно, тщ… Сергей Петрович, – выпалил Румянцев и снова разулыбался.

– Вы сами поведёте машину? – поинтересовался генерал. – Вы же вроде штурман, а не пилот.

– Да чего тут вести, тем более пилотировать. Это ж «У-2», воздушный велосипед. Располагайтесь, тщ… фу, чёрт, Сергей Петрович. Поедемте.

«У-2» нёсся на высоте метров сто пятьдесят почти над самой границей. Слева хорошо просматривалось небольшое прирубежное село на немецкой стороне.

– Обратите внимание, тщгенерал, – прокричал в шлемофон Румянцев. – Деревня пустая – ни скотины не видно, ни жителей. Выселили их, чтобы разместить войска.

Словно нарочно, чтобы подтвердить слова майора, из крайней хаты вывалил во двор солдат, повернул голову на звук мотора, рассмотрел самолёт, помахал рукой, а потом сделал недвусмысленный жест: поднял руки, словно прицелился из невидимого ружья и спустил курок.

– Вот паскуда, – воскликнул Игорь Иванович. Марков только пожал плечами.

Чтобы составить представление о реальном положении дел в войсках, Марков решил облететь части 3-й армии, сконцентрированные на северном фасе Белостокского выступа. После многочасового вглядывания в карту генералу «балкон», на котором концентрировались подчинённые ему войска, вдруг представился куском булки, в который с севера и с юга, как клыки широко распахнутой пасти, готовы были вгрызться немцы. Верхней челюстью служил Сувалковский плацдарм, а нижняя впивалась в район Бреста. Не нужно быть гением, чтобы понять, что противник «захлопнет рот и откусит» лакомый кусочек вместе со всей его начинкой из сотен тысяч военнослужащих, самолётов, танков, артиллерийских орудий, складов боеприпасов и ГСМ, полевых кухонь и прочего армейского хозяйственного скарба.